Торквемада - страница 8
Дон Санчо
Верни обратно.
Донья Роза
(улыбаясь)
Нет.
Дон Санчо
Верни.
Донья Роза
Нет… Я люблю.
Целуются. Садятся на могилу. Роза кладет голову на плечо Санчо. Оба, словно в экстазе, следят за полетом бабочек.
Дон Санчо
О! Есть огромная и нежная природа.
Пойми меня: зимой на землю с небосвода
Лег саван. Но пришла весна сейчас в поля,
И ясным небесам счастливая земля
Снежинки белые обратно возвращает,
И в белых бабочек их небо превращает.
Лазурным стал весь мир, он траур износил,
И радости летят к престолу вышних сил.
Крылатый этот вихрь из тьмы к сиянью мчится.
Сердца бессчетные господь раскрыть стремится,
И ликованием он наполняет их.
И кто ж откажется от радостей таких?
Ведь бог велит любить!
Донья Роза
Да! И тебя люблю я!
Дон Санчо
(страстно)
О Роза!
Заключает ее в объятия. Пролетает бабочка. Роза вырывается из объятий Санчо и бежит за бабочкой.
Донья Роза
Торопись! Красивую такую
Поймаем!
Дон Санчо
Сеет бог дары весны для нас.
Бабочка садится на куст.
Донья Роза
(протягивая руку, чтобы схватить бабочку)
О Санчо, не шуми!
Бабочка улетает.
Злодейка! Унеслась!
(Догоняет бабочку. Санчо следует за ней.)
Летит на ломонос.
Бабочка улетает.
На лилию спустилась.
Дон Санчо
Еще в младенчестве душа с душой сроднилась.
Мы вместе выросли. Ты будешь мне женой!
Донья Роза
Умчится?
Бабочка садится на шиповник. Роза хочет поймать ее, протягивает руку, затем быстро отдергивает.
Уколол шиповник этот злой!
Дон Санчо
Воистину злодей шиповник окаянный:
Кровь ангела он пьет!
Монах в одежде доминиканца появляется под деревьями между могилами. Он не видит молодых людей. Роза замечает его.
Донья Роза
Ах! Тот отшельник странный…
Боюсь его. Уйдем!
Они скрываются за большими деревьями. Монах медленно приближается, ничего перед собой не видя. День начинает угасать.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Монах
(один)
Вот сторона одна:
Земля полна людей. Грешна она, страшна.
Вот принцы, кровью жертв обагрены их руки…
Святоши мнимые, невежды от науки.
Вот сладострастие, и всяческий разврат,
И дым тщеславия, и богохульства чад,
И вот Сеннахериб, который убивает,
Далила лгущая… И всюду обитают
Еретики, жиды, вальденсы>[12]. И куда б
Ни поглядели вы, там — гебр, тут — мосараб!>[13]
Сих бледных грешников так много в этом мире,
Пристрастных к алгебре и всяческой цифири!
Большие, малые сквернители креста
Творят во мраке зло, отрекшись от Христа.
Тут папа, тут король, прелат, министр могучий…
С другой же стороны — ад, злой, огромный, жгучий.
Здесь человек живет, зевает, ест и спит,
А там бездонный мрак пылает и кипит.—
Ах, как беспомощно создание земное!
О, дно людской судьбы, дно черное двойное:
Жизнь, смерть! Забавам час, а плачу несть конца.
С подземных гор поток кипящего свинца!
Лес пламенных древес с листвою раскаленной!
Тысячезубый зев! Пасть пропасти бездонной!
И бесконечна казнь, и жертвам счету нет.
Та сторона черна. А где-то — радость, свет!
"Сыночек!" — "Мать моя!" О, вопль в кипенье серы:
"Пощады!" Но надежд рассыпались химеры.
Сонм искаженных лиц и безнадежных глаз:
Один костер погас, другой готов тотчас.
Свинец расплавленный о череп барабанит.
Трепещут грешники. А кто на небо глянет—
Лишь склепа страшного там виден свод немой,
Весь в точках пламенных, как звезды в час ночной, —
Ужасный потолок, пронизанный гробами,
И льются, словно дождь, оттуда души в пламя.
Ночь, плач… Унылый вихрь сквозь трещины летит,
Все новые огни и вьет он и клубит.
В застенках плещутся разбухшей лавы реки.
Глас неба: "Никогда!" А ад рычит: "Навеки!"
Сквернавцы, лодыри и все, кто мерзко жил
И кто в отчаянье хоть шаг не так ступил,
Кто в заблуждение впадал, кто ошибался
И кто по слабости своей поколебался
Хотя бы не на час — на несколько минут,
Пусть даже и на миг, — все здесь они, все тут!
Да, впрочем, можете вы убедиться сами:
Ведь белиаловский очаг перед глазами!>[14]
Сомнений в этом нет! Пред нами зримый ад!
Под небеса плывет заразный этот смрад —
Зловонный красный дым из дьявольского чана
Сквозь жуткую трубу Везувия-вулкана.
А Этна? Стромболи? А Геклы с их огнем?
О чем же размышлять, как только не о нем?
Что за чудовище шевелится под нами
И извергает смрад, и тьму, и смерть, и пламя?
Склонись над кратером — увидишь по ночам,