Товарищи офицеры - страница 6
– Засек, – сказал Теленков и толкнул Малешкина локтем.
– Ну да?!
– Точно, – подтвердил Птоломей.
Из столовой возвращались тоже строем, но без песен… От ужина до вечерней поверки полтора часа. Чтоб убить их, надо иметь недюжинные способности. Половина батареи сразу же направляется в уборную курить… Часть курсантов парочками, обнявшись, ходят по двору казармы и ведут задушевные разговоры, в основном о жратве и о девочках.
– Эх, рубануть бы сейчас сальца с чесноком, – мечтательно тянет Васин, – и цены б нам с тобой тогда б, Сачков, не было.
– Да, – соглашается Сачков и смачно сплевывает.
– Сколько у нас дома этого сала было, – продолжает Васин, – целая бочка, ведер на двадцать…
– На двадцать?..
– Да, а что?
– Врешь…
Васин обиженно замолкает. Минут пять они молча шагают вдоль забора. Васин высвистывает «Землянку».
– Покурим? – спрашивает Сачков.
– Кто покурит, а кто и посмотрит, – в тон ему отвечает Васин.
В самом дальнем углу забора, на куче камней, сидят Баранов с Малешкиным. О чем бы разговор между курсантами ни велся, Баранов всегда переводил его на девочек. На свои любовные похождения, в которых он всегда был победителем… Это и дало повод Птоломею прозвать Баранова Сексуалом.
– Стою я раз часовым у дровяного склада, – рассказывает Сексуал… Сачков и Васин присаживаются. Баранов, не обращая на них внимания, продолжает: – Вдруг смотрю, идет штучка. Идет, что пишет. Закачаешься. «Стой!» – кричу. Идет… «Стой! Стрелять буду!» Я для виду щелкнул затвором. Остановилась… «Подойди!» – приказываю. Подошла. Глянул я на нее – и всего меня заколотило… Глаза – во. Фигурка – как тростинка. Пополам согнешь – не сломаешь. Эх, думаю, голубушка!..
– Что думаешь? – спросил Малешкин.
Баранов захохотал. Его смуглое с густыми бровями и на редкость длинными ресницами лицо сжалось от смеха в кулак. Сачков с Васиным посмотрели на Саню, хмыкнули и потом плюнули…
Теленков бесцельно бродил по двору казармы и поддевал носком сапога камешки. Услышав хохот Баранова, он поморщился. «Над чем это он потешается?» Он терпеть не мог красавчика Вальку Баранова. А ведь в первые дни учебы они были неразлучными друзьями. Разрыв произошел, как всегда, внезапно. Как-то Теленков пошел на свидание со своей девушкой и прихватил с собой друга – Баранова… Свидание кончилось тем, что Валька увел его девушку.
Теленков подошел вплотную к Баранову и грубо спросил:
– Опять пошлость расписываешь?..
Баранов нисколько не оскорбился.
– Нет, ты послушай, Теленков?! – воскликнул Валька, вытирая слезы. – Малешкин еще не знает – что, когда к нему пришла девка…
– А ты знаешь? – злобно выдавил Теленков.
– Как будто ты забыл, – усмехнулся Баранов.
Теленков поправил на поясе противогаз и сжал кулаки. Баранов поднялся, отступил на два шага назад и тоже сжал кулаки. Сачков с Васиным переглянулись и подмигнули друг другу, как бы говоря: «Сейчас будет дело». Малешкин испуганно переводил глаза то на Теленкова, то на Баранова. Дело в том, что оба парня ему очень нравились. Однако драка, к огорчению Сачкова и Васина, не состоялась.
– Сволочь ты, Баранов, и развратник грязный, – спокойно сказал Теленков и взял под руку Малешкина.
– Пошли, Саня.
Отойдя шагов пять, Теленков оглянулся… Баранов растерянно смотрел им вслед и чесал затылок.
– Почему ты так его, а? – спросил Саня.
– Не твое дело, – оборвал Малешкина Теленков.
У входа в казарму их догнал Баранов.
– Теленков, может, мы поговорим?
– О чем еще с тобой говорить?
– Давай все выясним… Только без свидетелей…
Малешкин поплелся в казарму, а Теленков и Баранов, касаясь друг друга локтями, медленно пошли к забору.
– Ну, о чем ты хотел говорить? – спросил Теленков.
Баранов ответил на вопрос вопросом:
– Что тебе от меня надо?
– Абсолютно ничего, – буркнул Теленков.
Баранов сдвинул к переносице темные густые брови.
– Тогда прекрати свои оскорбительные выпады.
– А разве они оскорбительны? – делано удивился Теленков. – А я-то думал, что тебя оскорбить невозможно.
Баранов грустно усмехнулся и покачал головой:
– Вот как?
– Да, именно так!
Баранов глубоко вздохнул и поднял на Теленкова глаза. В них не было ни злобы, ни насмешки, ничего, кроме просьбы.