Трансформация огня - страница 7
А на сцене хористов — триста.
Тьма народных
И прочих артистов.
Нет диалога зала и сцены
между артистом и зрителем
стены
Непониманья.
Народу нужна
мысль со сцены
хотя бы одна.
— Я по секрету открою вам
тайну
опера — нерентабельна.
Хотите верьте,
хотите нет,
нет у нас Верди —
и оперы нет.
Не о чем спорить!
Тему дайте !!
— Как это не о чем?
Спорьте о Данте.
Отношенья его с Беатричей
актуальны нынче.
. . . . . . . . . . . . .
Далее свернули на философию.
Прошлись по эмпириокритицизму.
. . . . . . . . . . . . .
Исследователь:
— В древнем обществе, примитивном,
жила философия императивно,
и правильно сделала, что усопла
эта самая философия.
Любой из нас, приглядись, умнее
того профессора Птолемея:
он не знал, что земля во вращении,
а это же просто до отвращения,
нынче дальше видит любой кинто,
мы на спинах таких китов!
Мы стоим на плечах гигантов,
даже карлики выше кантов.
И все же:
в каждом веке, утверждают,
гениев земля рождает.
Как их узнает толпа?
а) По размерам лба.
Средь знакомых мужчин
есть один,
лоб — в аршин,
и на восемь пядей лыс,
если бы в тот череп мысль!
б) Исторический опыт — лучше всего,
он учит:
гений — не от мира сего,
одновременно старый и малый,
ненормальный.
Забывает в гостях галоши,
дважды два не помнит,
живет в будущем или в прошлом,
современниками не понят,
хотя человек хороший.
Зимою ходит разутым,
глядишь на него с удивлением,
и счастлив ты —
хорошо быть разумным,
просто умным,
нормальным,
негением!
А если вдуматься — зачем они нам?
Был век философии, ныне — техники.
Что полезнее — пар или фимиам?
Букеты фиалок в парной или веники?
Вырос во рту выдающийся клык,
длиннее обычного, скажем, втрое,
по всем показателям он велик,
но что из того, если рта не закроешь…
Чудовищны —
ящерица среди ящуров,
пещерный предок в толпе технократов,
акселерат в обществе пращуров,
Пегас на торжище конокрадов.
Гении — выродки, аномалия,
потому привлекают аллаха внимание,
В стаде слоновьем
один, обязательно, белый,
шкура, что парус корабельный;
в бараньей отаре
один трерогий.
Гении, несомненно, уроды,
Они в толпе, безусловно, первые,
заметны, как в прозе газетной
гиперболы.
Македонский, пожалуйста, был рогат,
Тимур — хром, Бетховен — глух.
Кстати, в нашем театре есть музыкант
с характерным телесным изъяном —
глуп.
Мы столько насочиняли историй
о бедах гениев, об их страданиях,
что, может быть, подумать стоит —
кого предают наши предания?!
Кого вокруг кого обращать?
Кто относителен, кто абсолютен?
Солнце — гений?
Или Земшар?
Кто мне ответит правильно, люди?
Всяк сотворенный природой —
красив,
все наши беды
от нетерпения;
если недадено —
не проси,
не лови язя в озере,
где караси.
Это во-первых.
Долгожители кто?
Не начальники,
и не гении,
но молчальники.
Те, кто умнее,
сделали выводы —
крайним труднее,
среднему выгодно.
Гениев места вакантны,
где вы, собственные канты?
Кто в себе беспечно носит
невозможный дар Спинозы?
Кто в доносах,
в пьяных враках
гений Гегеля растратил?!
…(Философ в простыне
моргает, но молчит,
глаза отводит; видно, что-то хочет
изречь, и сдержан из последней мочи,
в воде холодной полотенце мочит
и остужает плешь мудрец Мажит).
Массажист:
— Убедили нас историки —
«гениален Аристотель,
Македонский и Руссо».
И все?..
Мы привыкли даже работников искусства
величать именами философов. Ходит ко мне
один разносторонний артист. Катается по
сцене на роликах роли, то хорист, то солист,
а то и музыкант — Гегель миманса, Конфуций
танца и еще какой-то музы Кант.
Почему обязательно Кантом
должен выражаться гений?!
А я, не боясь, назову талантом
не баритончика с бархатным бантом,
но — сварщика (мастера автогена),
водителя, кочегара и банщика.
Я бы народный запас гениальности
распределял
по специальностям.
Слетаются черные мантии.
…Незаменимых нет, нам говорят,
и на кострах алхимики горят.
Химичишь, говорят, ты это брось,
все химики — едины,
а ты — врозь.
Любим судить инквизицию
ученых в судейских мантиях,
но приглядитесь внимательно
в черты президентов и вице,
озарены вдохновением
божеским?
Или кострами?
Бродят в работах гениев
мысли-кастраты!
Почему? Потому что
На каждый крик: «Понимайте!»
Слетаются черные мантии.
На вахте науки круглые
сутки
служба рассудка?
Нет, предрассудка!
«Ладно,— светило в усмешке