Трассирующие строки

Пароход «Клим Ворошилов» бойко шлепал плицами по волжской воде. Яшин прошелся по нижней палубе, приоткрыл дверь в машинное отделение. Огромные блестящие от смазки шатуны двигались взад-вперед, что-то мягко хлюпало и шипело.

Пассажиры не должны были сюда заглядывать. Яшин всего лишь хотел спросить, где камбуз. Масленщик столкнулся в дверях с Яшиным лицом к лицу и на минуту потерялся, увидев военно-морскую форму. Будто вспомнив что-то, молча повернулся и исчез в чреве машинного отделения. Яшин аккуратно прикрыл дверь и вернулся в каюту.

Каюта располагалась в середине парохода, двумя блеклыми иллюминаторами выходила в коридор. Из них были видны только кусок стены и огнетушитель, подвешенный на скобах.

Без стука зашел Агалецкий, как и Яшин, старший политрук.

— Пойдем к старпому, насчет кают, — с места сказал он. — Офицеры мы или кто?

Старпом вначале призадумался, но после того, как офицеры выложили на стол пачку табаку и две пачки папирос, выделил каюты первого класса по правому борту.

Пока обустраивались в новых каютах, пароход подошел к Жигулям. Берег был совсем близко, метрах в двадцати-тридцати. Вышли на палубу.

Красота Жигулей захватила дух. Яшин был здесь впервые. Ни о чем не хотелось говорить. Молча курили, опершись на леер.

Агалецкий знал, что Яшин поэт, что прибыл с Балтики, участвовал в боях, но в Ульяновске был в странной должности инструктора по снабжению культпросветимуществом политического отдела Волжской военной флотилии. Сейчас они оба направлялись в Сталинград. Нижнюю Волгу уже бомбили и на подходе к Куйбышеву, Агалецкий проинструктировал Яшина: в случае попадания бомбы и явной возможности гибели парохода, прыгать в воду с борта, противоположного от крена. Прыгать как можно дальше и отплывать немедленно, по возможности используя струю от гребных колес; при пулеметном обстреле — немедленно уходить с верхней палубы.

В Куйбышеве бесцельно стояли почти сутки. Что-то грузили, что-то выгружали. Когда отправится пароход, никто толком не знал. Даже знакомый старпом. Отошли под вечер 12 августа. А ночью опять стояли. Яшин вел дневник, времени было много, и он выплескивал свое неудовольствие на бумагу.

Пароходам, которым удалось подняться выше Саратова, почти ничего не грозило. Главное для них уже позади. К испытаниям должны были готовиться те, кто двигался вниз, в Сталинград. Как «Клим Ворошилов».

Яшину все эти приготовления казались какими-то неуклюжими, нелепыми, излишними. Встречать опасность, воевать он привык по-другому.

На Ленинградском фронте Яшин не раз был под артобстрелом. Участвовал и в настоящих боях — в окопе.

Однажды, под Ижерами, в составе отряда в 15 человек пошел в разведку. Попали в западню, немцы рассекли отряд на две группы. В своей группе Яшин взял командование на себя. Пробились к своим с боем. В дневнике Яшин записал: «Скажу прямо: не будь меня, погибли бы люди… Не будь я писателем, знаю, я был бы представлен к награде за эту разведку с учетом моего участия в предыдущих боях». А чуть позже написал стихотворение:

Заканчивается стихотворение словами: «Кто эти чувства не изведал, тот просто не был на войне».

С Ленинградского фронта Яшин был направлен в Волжскую военную флотилию. Здесь народ был в основном необстрелянный. Особенно политотдельцы, с которыми общался Яшин в Ульяновске. Всем им еще только предстояло хлебнуть того, что уже по горло хлебнул Яшин. Поэтому многое на Волге его раздражало.