Травница

  - Знаешь, Солныш, - устало сказала Тильда, - у нас с тобой столько заказов, а травы опять кончаются! Медуницы совсем нет... Придется мне завтра опять в лавку идти, - она устало вздохнула.

  Хорошенький рыжий котенок лежал у неё на коленях, блаженно зажмурившись; в ответ на её жалобу он только лениво мяукнул, устраиваясь поуютнее.

  - И почему ты так не любишь ходить со мной, неужели не нравится сын хозяина? Тебе не угодишь! - она улыбнулась и нежно погладила котёнка. - У меня на сердце всегда неспокойно, когда ты остаёшься один, капризуля.

  Котёнок снова мяукнул, будто возражая хозяйке.

  - Ну конечно, мой дорогой, ты считаешь себя вполне самостоятельным, а разве можешь хотя бы налить себе молока своими прелестными лапками? - она засмеялась. - Нет, Солныш, без меня ты пропадёшь - и это так ужасно осознавать, оставляя тебя одного дома, - Тильда бережно взяла котёнка на руки, вставая из-за стола. - Пойдём спать, мой хороший, завтра нам предстоит трудный день. После завтрака зайдёт Тома и принесёт тебе сладостей в награду за хорошее поведение.

  Котёнок приоткрыл глазки и посмотрел на хозяйку будто бы с укоризной, раздраженно мяукнув.

  - Ну вот, и Тома тебе тоже не нравится, а ведь он тебя так балует, невыносимое ты создание! - она покачала головой.

  Тома уже около года считался её женихом; по крайней мере, об этом судачила вся округа. Сама Тильда предпочитала не отвечать на каверзные вопросы соседей. Тома был хорошим, порядочным человеком, да и состояние его прельщало не одну незамужнюю девушку, только Тильда его не любила. Не любила - но и не прогоняла, сомневалась, не давала прямого ответа. Тильду уважали в этом маленьком, уютном городке, уважали и боялись; ни один честный господин не взял бы в жены ведьму, а Тильду считали таковой - её целительские способности, её необыкновенный талант спасал многих, к ней обращались за помощью, за советом, за снадобьями - даже за приворотами, но в обществе её избегали, предпочитая изображать, что видят её впервые; при встрече на улице самая заядлая её посетительница переходила на противоположную сторону. Тильда не обижалась; платили ей щедро, и вряд ли любое другое занятие принесло бы такой доход и независимость. Тома был для неё близким другом, единственным, кто любил её настолько, что не боялся слухов и сплетен недальновидных соседей. Его волновала только Тильда, и даже двусмысленность его положения и её нежелание дать ответ не мешали ему любить и навещать её. Тильда, в свою очередь, понимала - отвергни она Тома, последняя возможность удачно составить партию ускользнула бы от неё. Она, колдующая счастье для своих клиенток, была крайне несчастлива сама, и только это несчастье вынуждало её так бесчестно обращаться с влюблённым мужчиной. Это продолжалось уже год - и Тильда ждала, ждала, когда он снова спросит её напрямик, и вот тогда ей пришлось бы сделать выбор. Она знала, что какой бы выбор ни сделала, все равно пожалела бы о нём, а потому сердце её переодически сжималось от страха о своём будущем.

  С утра, как и было задумано, Тильда направилась в лавку. Лавка была её отдушиной; там можно было поболтать с радушным хозяином - единственным после Тома, кто всегда был рад её обществу. В лавке Тильда чувствовала себя, как дома; там были старинные фолианты с пожелтевшими, высохшими страничками; там располагались на полочках целебные травы, от которых в воздухе распространялся тягучий, терпкий запах, мешавшийся с ароматом душистого чая и сладостей, которыми хозяин потчевал особенно дорогих гостей. В лавке даже днём были полузадёрнуты шторы, отчего там всегда господствовал полумрак, и весь интерьер был будто окрашен в глубокий синий цвет, словно лавка располагалась на дне моря.

  В последнее время хозяина заменял его сын, звали его Альберт. Альберту было двадцать лет, но из-за трогательно-робкого выражения лица ему нельзя было дать больше семнадцати. Он был учтив, но неразговорчив, избегал смотреть Тильде в глаза и бесконечно смущался. Тильда в первую же встречу нашла его прехорошеньким, но, видимо, Альберт не разделял радушности отца по отношению к ней.