Третий выстрел - страница 12

- Да ты талант! - усмехнулась Маня.

“Веселая девушка!” - подумала Фаня и решилась спросить:

- А почему у тебя он в кожаном чехле, а у Якова - в деревянном?

- В чехле… Это кобура называется. У меня наган, а у Яшки - маузер. Он больше и тяжелее, его в деревянной кобуре носят.

Фаня кивнула.

- Что, понравился наш Блюмкин? Он многим нравится. Ты, девушка, с ним поосторожней. Так и до греха не далеко. Да не красней ты, не красней. Н аше бабье дело известное. Слабы мы на любовь, - Маня подмигнула Фане и снова засмеялась.

- Маня, а почему ты так одета? И с оружием... Т ы что ли солдат?

- Солдат. Солдат революции!

- Это как?

- Да так.  Мы в  Петрограде взяли власть…

- Мы?

- Да, мы - революционер ы, левые эсеры и большевики. Только мы правильные эсеры, те, кто за революцию, за землю и за мир. А правые эсеры - не правые.

Фаня ничего не поняла. Левые, правые какие-то.

- А Яков кто?

- Яшка - наш человек. Левый эсер. Боевой товарищ, отчаянный до невозможности. Бандит, конечно, тот еще, первостатейный.   Но правильный, идейный. Настоящий борец за счастье народное.

“Надо будет у него спросить, кто такие эти эсеры и в какие идеи он верит”, - подумала Фаня и только тут поняла, что все время искала предлог, чтобы обратиться к Якову, а как еще-то разговор завести? Если встретятся, конечно.

- Ладно, Фаня, давай спать. Ложись на сундук, я тебе одеяло дам.

- Меня мать искать будет…

- Если до сих пор весь город на ноги не подняла, то до утра потерпит. Давай поспим, а то завтра дел много, и уже светает.

Фаня поворочалась на жестком сундуке и решилась все же спросить:

- Мань!

- А?

- Вот ты говоришь: я - солдат. Яков там воюет, а ты здесь? Почему?

- Меня вас поставили охранять, бестолковая. Спи давай.

Яков появился только через два дня, грязный, в кожаной тужурке, волосы всклокочены, под глазами черные круги.

- Выходите! - скомандовал оголодавшим и промерзшим жильцам. - Все, граждане, война закончена, можете отправляться по домам, в городе теперь наша власть. Никого не тронут.

Евреи зашумели, засуетились, собираясь в обратный путь.

- Хоть бы спасибо сказали, - крикнула Маня, вышедшая вместе со всеми. - Все-таки вам жизнь спасли!

Фаня решилась и подошла к Якову:

- Спасибо вам, господин Блюмкин!

- Не господин, а товарищ. Так теперь будем обращаться друг к другу. Никаких господ! Всем понятно?

Никто не понял, чем было плохо обращаться “господин”, ну да ладно, главное, что опасность миновала.

- А ты, глазастая, - Яков взял Фаню за руку, от чего она вздрогнула и похолодела. - Жди меня. Я знаю, где ты живешь, завтра вечером - жди. Сегодня не могу.

Маня захохотала:

- Я тебя предупреждала! - а у Фани прямо екнуло что-то в животе, как-то неожиданно это было. И стало страшно. Ну, не то, чтобы страшно, а страшновато. Хотя и радостно почему-то. Вот так. Страшно и радостно.

Яшка при всей своей внешней суровости оказался обаятельнейшим парнем и прекрасным рассказчиком. Первым делом он занялся политическим просвещением семейства Рубинштейн . Папа  Хаим сразу сказал, что ему эта их революция совершенно  не интересн а , еврея не должны интересовать такие глупости. Мама Сима тем более не захотела слушать : “О й, я ничего в этом не понимаю! ”  Младших - попробуй усади изучать  скучные вещи. Так что единственным слушателем - так получилось - стала Фаня. Теперь она примерно  понимала, чем правые эсеры отличаются от левых, почему надо идти вместе с большевиками (она с изумлением узнала, что есть еще какие-то  меньшевики, у которых  радикальные - так сказал Яков, наверное, кардинальные, подумала Фаня - расхождения с большевиками и левыми эсерами), и почему надо непременно уничтожать всю контру (новое слово!) :  потому что революцию без крови не осуществить. И самому нужно быть готов ым  пролить свою кровь. Жертвенность во имя счастья всего человечества! И так Яшка про это счастье че ловечества говорил горячо и убежденно, что Фаня в какой-то момент теряла нить рассказа и просто любовалась его лицом и страстностью . В эти моменты он даже переставал казаться некрасивым.