Три дня счастья - страница 10

Почему-то меня это привело в бешенство.

Добравшись до торгового квартала, я купил четыре банки пива и пять палочек куриного шашлычка и зашагал домой, отпивая и закусывая на ходу.

Жить оставалось три месяца, экономить было незачем.

Алкоголя я не пил очень давно, да и нервное расстройство сегодняшнего дня перенёс не лучшим образом. В итоге я очень быстро опьянел, и через полчаса после того, как вернулся домой, меня стошнило.

Так начались последние три месяца моей жизни — буду честным, начались просто отвратительно.

Мало того, что я ужасно себя чувствовал, так ещё и ночь выдалась весьма душной. Когда всё-таки удалось заснуть, привиделся удивительно ясный сон.

Проснувшись, я остался в постели и начал перебирать в памяти его фрагменты. Нет, сон оказался вовсе не плохой, наоборот, даже счастливый, но до чего порой жестокая штука — счастливые сны.

Во сне я, ещё старшеклассник, очутился в парке. Парк был мне незнаком, а вокруг бродили мои одноклассники из начальной школы. Кажется, здесь проходила встреча выпускников.

Все держали в руках фейерверки и радостно шумели; искры подсвечивали дым красным. Я стоял в стороне и наблюдал за общим весельем.

«Как тебе в старшей школе?» — откуда ни возьмись рядом появилась Химэно.

Я покосился на неё, но не смог разглядеть лица: последний раз я её видел в десять лет, поэтому понятия не имел, как она теперь выглядит. Однако во сне я отчего-то понял, что Химэно очень красивая, и меня даже охватила гордость от знакомства с нею.

«Так себе, — честно ответил я. — Хотя могло быть хуже».

«И у меня», — кивнула Химэно.

В глубине души я обрадовался тому, что её юность проходит не лучше моей.

«Знаешь, я иногда думаю, — продолжила она. — А ведь весело тогда было, согласись?»

«Тогда — это когда?» — переспросил я.

Она не ответила, только села на корточки и посмотрела на меня снизу вверх:

«Кусуноки, тебя ещё не купили?»

«Ну... пока что нет», — ответил я и напряг глаза, пытаясь разглядеть выражение её лица.

«Неужели? — Химэно растерянно улыбнулась. — Хотя меня ведь тоже...»

Затем она прибавила с некоторым смущением:

«Вот и хорошо. Всё идёт по плану».

«Да, по плану», — согласился я. И проснулся.

Честно говоря, в двадцать лет такого сниться не должно.

«Детские мечты какие-то», — решил я с отвращением к самому себе. В то же время этот сон отчаянно не хотелось забывать, поэтому я очень старался запомнить его до малейших деталей.

Что верно, то верно: в десять лет я не был так уж привязан к Химэно — пожалуй, испытывал к ней лёгкую симпатию, не больше. Но вот незадача: в последующие годы ни один человек не вызвал у меня даже той самой лёгкой симпатии.

Вполне возможно, что именно детская привязанность и оказалась самым большим чувством в моей жизни, но Химэно исчезла из неё гораздо раньше, чем я это осознал.

Я запомнил сон с Химэно до мельчайших подробностей, а затем, не вылезая из футона^>[2], переключился на мысль о том, что произошло вчера: я продал почти всю свою жизнь, оставив себе только три месяца.

Мне даже в голову не пришло, что это мог быть сон, — нет, минувший день ощущался весьма реальным. Я не сожалел о том, что сгоряча продал жизнь почти без остатка, а также не осознал ценности того, чего лишился. Напротив, будто с плеч свалился груз, и всё встало на свои места.

В конце концов, до нынешнего дня я продержался лишь благодаря слабой надежде, что однажды станет лучше. Не было никаких оснований так думать, но признать это казалось равносильно смерти. Как-никак даже самому никчёмному человеку однажды может улыбнуться удача, и все несчастья будут позабыты.

Эта мысль помогала мне не отчаяться, она же стала своего рода западнёй. Вот почему было полезно убедиться, что уже ничего никогда не станет лучше.

Теперь я мог спокойно уйти из жизни.

Однако, раз уж на то пошло, хоть остаток дней следовало провести по-настоящему весело, чтобы умереть с мыслью: «Да, я бездарно прожил почти всю свою жизнь, но последние три месяца перед смертью удались на славу».

Я решил, что схожу в книжный магазин, почитаю журналы и заодно хорошенько обдумаю своё недолгое будущее, но тут раздался дверной звонок.