Три дня счастья - страница 12

Для защиты окружающих от отчаявшегося клиента и была разработана система наблюдателей. Наблюдателя приставляют к человеку, когда ему остаётся жить меньше года, и тогда о любом проступке объекта наблюдения тут же становится известно в главном офисе. В тот же миг провинившийся клиент умрёт — независимо от того, сколько ему оставалось жить. Другими словами, девушка-наблюдатель, сидевшая в углу комнаты, одним звонком могла лишить меня жизни.

Правда, по статистике клиенты не пытаются навредить окружающим, когда до смерти остаются считаные дни, поэтому за трое суток до окончания отведённого срока наблюдателей отзывают.

Выходит, я смогу побыть один лишь последние три дня своей жизни.

Я и сам не заметил, как заснул, а когда очнулся, головная боль и тошнота исчезли. На часах было семь вечера; первый день важнейших трёх месяцев жизни прошёл хуже некуда.

Мияги неподвижно сидела в углу комнаты.

Я постарался не обращать на неё внимания и вести себя как обычно: умылся холодной водой, снял домашнюю одежду, натянул выцветшие джинсы и расползавшуюся по швам футболку, а затем вышел купить себе еды на вечер. Мияги шла следом, отстав на три шага.

Заходящее солнце слепило ярким светом, заря казалась жёлтой. Где-то в рощице стрекотали цикады; параллельно тротуару пролегали железнодорожные пути, и мимо меня лениво проползали трамваи.

Я остановился у придорожного авторесторана^>[3]. Широкое здание виднелось из-за зарослей деревьев — с трудом можно было разглядеть вывеску, крышу и поблёкшие стены. Внутри аккуратно выстроились в ряд вендинговые автоматы, перед ними расположились два стола с перечницами и пепельницами. Старые игровые автоматы с аркадами в углу немного оживляли унылую атмосферу заброшенного заведения.

Я сунул триста иен в щель автомата с лапшой и закурил, ожидая, когда блюдо приготовится. Мияги села на круглый стул и уставилась на мерцающую лампу. Интересно, как она собирается есть, пока наблюдает за мной? Вряд ли девушка способна обходиться без еды и воды, но, с другой стороны, я бы не удивился, окажись оно так на самом деле: впечатление она создавала жутковатое. Больше похожа не на человека, а на механическую куклу.

Я расправился с порцией обжигающе горячей и весьма дешёвой, судя по вкусу, темпуры-собы[4] выпил кофе из автомата. Сладковатый напиток со льдом освежил измученное жарой тело.

Да, жить мне оставалось меньше трёх месяцев, но я ел мерзкую еду, купленную в автомате, просто потому, что не знал ничего другого. Даже в голову не пришло, что можно выбраться в хороший ресторан и там поужинать. Скудная жизнь последних лет напрочь лишила меня воображения.

Утолив голод, я вернулся домой, взял ручку с блокнотом и попытался по пунктам расписать, что делать дальше. Поначалу легче оказалось представить занятия, к которым меня принуждала жизнь и от которых я теперь был избавлен; но чем больше я писал, тем яснее вырисовывалось то, что хотелось выполнить до смерти.

Список предсмертных дел (то, что хочу сделать перед смертью):

— не ходить в университет;

— не работать;

— не ограничивать себя;

— есть вкусную еду;

— смотреть на красивые вещи;

— написать завещание;

— встретиться с Нарусэ и поговорить с ним;

— встретиться с Химэно и признаться ей в своих чувствах.

— А об этом лучше забудьте.

Я обернулся. За спиной стояла Мияги (и когда успела подойти? Только что ведь в углу сидела) и вглядывалась в мои записи.

Она указала пальцем на последний пункт списка — «встретиться с Химэно и признаться ей в своих чувствах».

— А что, наблюдатели обязаны подглядывать и совать свой нос даже в такие дела? — съязвил я.

Мияги оставила мой вопрос без ответа и продолжила:

— Так уж вышло, что ваша Химэно-сан стала матерью в семнадцать лет. Она не окончила школу, в восемнадцать вышла замуж, через год развелась, в двадцать лет вернулась к родителям и сейчас занята воспитанием ребёнка. Ничего хорошего вы не добьётесь, если попытаетесь её найти. Через два года она сбросится с крыши, оставив мрачную предсмертную записку. Кроме того, вас Химэно-сан почти не помнит, а обещание, которое вы дали друг другу в десять лет, — и подавно.