Три дня счастья - страница 29

— Знаю я человека, которому было суждено прожить пятьдесят лет с этой мыслью и умереть, так ничего и не добившись, — пошутил я.

— Я тоже его знаю, — улыбнулась Мияги.

Я улыбнулся в ответ и зажёг сигарету. Тогда Мияги вдруг встала, вытащила у меня из кармана ещё одну и сунула её себе в рот. Я поднёс зажигалку, но, похоже, в ней закончился газ, и, сколько я ни щёлкал, пламя не появилось.

Мияги показала пальцем на сигарету в моих губах и наклонила ко мне голову. Я догадался, чего она хочет, и тоже наклонился к ней.

Кончики сигарет соприкоснулись, и огонёк засветился на сигарете Мияги.

Впервые девушка расслабилась в моём присутствии, и я вдруг подумал, что хорошо бы запомниться ей как объект наблюдения, рядом с которым было легко.

За железнодорожным полотном небо медленно светлело.

Пару дней я вёл затворнический образ жизни. Из дома выходил только затем, чтобы поесть, а остальное время сидел в четырёх стенах и, разложив на столе цветную бумагу из канцелярского магазина, без устали складывал бумажных журавликов.

Мияги окинула взглядом ровный ряд моих поделок и спросила:

— Хотите собрать тысячу? [11]

— Как видишь.

Мияги вытянула голубого журавлика из кучи, взяла его пальцами за крылья и с любопытством осмотрела.

— В одиночку сделаете целую тысячу? Зачем?

— Хочу счастливо прожить остаток жизни, — ответил я.

Это бессмысленное занятие оказалось довольно увлекательным делом. Комната утопала в разноцветных журавликах. Розовые, красные, оранжевые, жёлтые, салатовые, зелёные, голубые, синие и фиолетовые — они падали со стола, разлетались от воздушной струи вентилятора, лежали на полу и просто украшали мою скучную квартиру.

Их вид вызывал у меня странное удовлетворение. Разве есть на свете нечто более подходящее под определение «чистая молитва», нежели бессмысленный и красивый поступок?

Складывая оригами, я то и дело порывался заговорить с Мияги, но удерживал себя. Я решил, что не стоит искать у девушки утешения и поддержки: избавляться от собственной тревоги за её счёт было неправильно.

С другой стороны, и Мияги будто бы чуть-чуть оттаяла. Теперь она отводила взгляд, когда я замечал, что она на меня смотрит. Пожалуй, это была более человеческая реакция, ведь раньше девушка не сводила с меня изучающего взгляда.

Я объяснял себе такую перемену в поведении Мияги тем, что она раскрыла мне душу, хотя, возможно, всё проще: чем меньше остаётся жить объекту наблюдения, тем ласковее должны быть с ним наблюдатели.

В любом случае рядом со мной она находилась только из-за работы. Не стоит забывать об этом и тешить себя какими-то надеждами, иначе меня ждёт жестокое разочарование.

На пятый день я закончил с оригами. Пересчитывая их, заметил несколько штук, выполненных очень аккуратно, — явно не моих рук дело. Видимо, постарался кое-кто участливый, пока я спал.

Я нанизал тысячу бумажных журавликов на нить и подвесил получившуюся конструкцию к потолку.

Ах да, письмо!

В ту ночь, когда с журавликами было покончено, я проверил карманы джинсов перед стиркой и обнаружил сложенный лист бумаги.

«Будущему мне через десять лет», — гласила надпись.

Я положил его в карман, когда вырыл капсулу, да так и забыл.

Закинув джинсы в стиральную машинку, я снова пробежал письмо глазами.

Вот что там было написано:

«Будущему мне через десять лет.

Только ты можешь выполнить эту просьбу.

Если через десять лет тебя так и не купят, найди Химэно.

Кажется, Химэно не может без меня, а я не могу без неё».

Я показал письмо Мияги.

— Надо же, каким честным и добрым мальчиком вы были десять лет назад! — почти с восхищением сказала Мияги. — Так что будете делать?

— Найду Химэно, — заявил я. — Понимаю, что, скорее всего, затея нелепая и бесполезная. А до такой степени привязаться к подруге детства, которую десять лет не видел, — вообще верх глупости. Но всё-таки это просьба от меня прошлого. И мне нынешнему хочется её исполнить. Возможно, я сделаю себе хуже — только ещё больше разочаруюсь. Но я решил: не сдамся, пока своими глазами не увижу, что всё бесполезно. Хочу найти её и поговорить в последний раз, а в благодарность за то, что она была для меня смыслом жизни, собираюсь отдать ей триста тысяч, которые получил за эту самую жизнь. Конечно, кое-что я уже потратил. Полагаю, ты будешь против, но ведь я заработал эти деньги, продав свою жизнь. Могу делать с ними что хочу, правда?