Три города на севере Африки - страница 14
О, это великолепное каирское «мумкин, куллю мумкин». Такое впечатление, что, с точки зрения каирцев, на свете вообще нет ничего невозможного.
Гид водил меня вдоль высоких камней у основания пирамиды Хеопса и скрипучим голосом говорил о том, как несчастные рабы строили эту великолепную усыпальницу. Мне была обещана демонстрация таинственного входа внутрь пирамиды, никому до сей поры не известного. За это он просил фунт.
Старик потащил меня к пирамиде Хеопса. Мы вскарабкались по двум ярусам камней, которые вблизи оказались в половину человеческого роста, и потом он втолкнул меня в узкий коридор. Мы прошли не больше десятка метров и остановились перед железной решеткой с новеньким замком. Провожатый потрогал замок, пробормотал под нос какое-то заклинание, потом тихо выругался (это я понял) и на секунду замолчал.
— Да, эту дверь уже нашли. Но есть еще одна, самая таинственная дверь…
Ему, видимо, очень был нужен фунт. Он чуть ли не силой потащил меня по камням, и мы спустились к подножию пирамиды. Гид вновь быстро-быстро заговорил и потянул меня в сторону.
Я прекрасно понимал, что эту таинственную, неведомую никому дверь он показывает всем своим клиентам, но согласился, ибо окончательно понял, что ему уже не объяснить, чего я хочу на самом деле — я хотел, чтобы меня случайно не бросило такси.
Гид повел меня вниз по дороге вдоль самой древней пирамиды — Хефрена. Сзади послышался шум мотора. Вспыхнули фары, на площадке остановилась машина — еще один любитель ночных прогулок решил осмотреть великие исторические памятники. Гид засуетился, замахал руками, пробормотал, что обязательно встретит меня на обратном пути, и убежал за новой жертвой. На прощание он бросил:
— Там дальше интересно, там Абу аль-Хауль-Сфинкс.
Удивительно, но старик не спросил о деньгах. Видимо, был уверен, что деться мне все равно некуда, и мы так или иначе встретимся у машины.
Я постоял немного на дороге и не спеша направился вниз к Абу аль-Хаулю.
Сфинкс лежал посреди песка и нагромождений камней. Когда-то он был весь в песке, видна была лишь голова. Я сделал несколько шагов вперед, поднял голову и замер. Сфинкс будто придвинулся. Он смотрел куда-то мимо меня. Гривастая массивная голова, пронзительный взгляд. Темнота скрыла раны, нанесенные Сфинксу в начале XIX века турецкими мамлюками, перед боем с французами пристреливавшими по нему свои пушки. Сфинксу отстрелили часть носа и правой щеки. Рассмотреть лицо подробно было невозможно, но от посадки головы исходил такой покой, такая уверенность в себе, такая сила… Он наверняка умеет говорить. Сфинкс не зверь — он слишком мудр для зверя. Но и не человек — для этого он слишком спокоен и отрешен от всего земного. Каким талантом обладал тот, кто сделал Сфинкса!
Мне стало жутко. Ночь, кругом никого, кроме странного существа, грозно глядящего вдаль. Я попятился и сначала медленно, а потом все быстрее пошел обратно.
Гид нетерпеливо топтался возле такси. Или у старика ничего не получилось с приехавшим туристом, или его опередили более удачливые конкуренты, а может, ему просто захотелось получить с меня лишний бакшиш. Он вдруг горестно заговорил о своей жизни.
Начал, впрочем, с нового предложения показать «таинственный вход» в пирамиду. После моего отказа его прорвало. Говорил на дивной смеси английского и классического арабского с египетским диалектом, вставляя в свою речь французские и итальянские слова.
Ему шестьдесят два (на вид все восемьдесят), и сколько помнит себя, он при пирамидах. Образование — умеет читать и писать. Семья большая, старший сын уехал в Александрию, устроился в порту, остальные шестеро без работы или еще мальчики, ему помогают мало. Он единственный кормилец. Вот только младший иногда его подменяет, когда уж совсем невмоготу. Зимой здесь ох как холодно. Он и его друзья разводят костры. Раньше он ночью не работал, а сейчас конкурентов много, цены растут, ночью порой можно заработать больше, чем днем (намек в мой адрес). У младшего свои трудности. Выглядит он несерьезно, ему не верят, стариков слушают охотнее. А сын-то пирамиды знает лучше. Хотя сам он пирамиды знает лучше всех.