Три города на севере Африки - страница 44

А чем мы могли угостить «шейха»?

Я вопросительно посмотрел на Петросяна. Петросян — на меня.

— Каша, каша! — осенило нас одновременно.

Извинившись, мы оставили хозяина перед пустым блюдом, а сами отправились на кухню совещаться. На коротком совете было решено выдать гречневую кашу за шедевр национальной русской кухни. Я взял на себя пропаганду каши, а Петросян отправился доводить ее до нужной кондиции. Увы, оба мы оказались не на высоте: мои путаные объяснения (я не знал, как по-арабски сказать «каша», а уж тем более «гречневая», и называл ее просто «черной») привели «шейха» сначала в восхищение перед стойкостью русских желудков, а затем в легкий испуг, когда до него дошло, что это придется отведать ему самому, и притом немедленно. Мало способствовал его успокоению и запах, доносившийся из коридора. Каша явно подгорела. Я продолжал объяснять, а «шейх» беспокойно оглядываться на дверь.

Вскоре появился Петросян с долгожданным кушаньем. По тому, с какой скромностью он держался, я понял, что принесенное им яство отнюдь не будет способствовать росту в глазах ливийца авторитета русской кухни. Но я недооценил Хадж Мухаммеда. Он не только проглотил, не морщась, целых три ложки подгоревшей гречки, но и похвалил поварское искусство Петросяна.

Дочь «шейха» принесла еще кофе, и он, немного оправившись, сказал:

— Как трудно, должно быть, вам жить одним, без жен, питаясь вот этим. — Он кивнул на остывшую коричневую массу и далее разъяснил свои взгляды на роль женщины в семье.

Поговорили еще с полчаса, и он ушел, с грустью глянув на нас и на кашу.

Мы потихоньку обживали квартиру, научились принимать душ, состоявший из единственной струйки воды, развесили по голым стенам картинки, перестали пугаться топота и жутковатых звуков по ночам (хозяин держал на крыше небольшую овечью отару), не обращали больше внимания на облюбовавших ванну шустрых тараканов.

Потихоньку осваивались и в Бенгази. Едва ли не каждый вечер отправлялись в город — в кино, за газетами, в гости, а чаще всего — просто так прогуляться. Ведь это замечательно: прогулка по восточному городу!

Иногда мы дожидались рейсового автобуса, который подъезжал почти к самым нашим дверям. В этом случае путь до центра занимал лишь несколько минут. Добродушные водители по первой просьбе пассажиров останавливали машину в любом месте. Можно сказать, автобус работал по принципу маршрутного такси. Но обычно мы предпочитали идти в центр пешком.

Пройдя метров триста и миновав «югославский госпиталь» (в нем работали специалисты из Югославии), мы попадали на узкую и низкую дамбу, отсекавшую Средиземное море от морского залива. Конечно, естественные подземные артерии связывали море с заливом, но на поверхности ничего не было видно. По дамбе проходило узкое шоссе, на разбитых обочинах которого сидели рыбаки. По пятницам дамба не вмещала всех желающих порыбачить. Из моря и из залива рыбу таскали и ливийские мальчишки и иностранцы с немыслимо сложными рыболовными приспособлениями.

За дамбой шоссе круто поворачивало налево- и огибало залив со стороны моря. Сделав почти полный круг, оно переходило в узкую тенистую улицу. Отсюда начинался городской район, названный в честь египетского, генерала Абд аль-Монейма Риада. Абд аль-Монейм Риад был одним из тех египетских военных, которые много сделали для повышения боеспособности армии Египта и решительно возражали против любых уступок Израилю. В 1970 году, во время инспекции позиции войск египтян на Суэцком канале, он был убит прямым попаданием вражеского снаряда в штабной блиндаж. Фотография Риада висела в здании районной почты, из которой можно дозвониться в любой конец земного шара.

Как-то раз я дожидался звонка в Москву. Ливийцев на почте не было. Зато иностранцев — великое множество. Немцы из ФРГ, поляки, югославы, итальянцы, болгары. Сначала все держались порознь, но постепенно долгое ожидание нас сблизило. Завязался общий разговор на немецком, итальянском и славянских языках. Мы прекрасно понимали друг друга.

Мой собеседник, пожилой немец из ФРГ, обладал удивительной и, если можно так выразиться, поучительной биографией. Он воевал, был взят в плен и несколько лет работал на шахте в Донбассе.