Три города на севере Африки - страница 43

Так что голос революции впервые донесся из Бенгази.

— Мы никому не хотели мстить, — продолжал Хадж Мухаммед. — Да если говорить откровенно, никто особенно и не сопротивлялся. Мы арестовали нескольких министров. Посадили их в тюрьму. Однажды я пришел навестить одного из них: мы были когда-то знакомы. Пожилой человек. Я спросил, будет ли он бороться против революции. Он пообещал, что не будет, просил принести ему фруктов. Я пошел на базар, купил фруктов, хороший ананас и отнес ему. А потом поговорил с Муаммаром, и его отпустили.

Разумеется, ливийская революция не проходила столь тихо и «безоблачно», как выходило со слов Хадж Мухаммеда. Но в одном он был прав, ибо сумел очень просто, по-житейски выразить одну истину: королевский режим изжил себя. Его просто некому было защищать — настолько равнодушно относились ливийцы к судьбе монархии, настолько устали они от безынициативного Идриса, интересовавшегося собственной персоной больше, чем проблемами страны. Свободные офицеры тряхнули монархию, и она рассыпалась.

О лидере ливийской революции Муаммаре Каддафи Хадж Мухаммед говорил уважительно, но будто с удивлением: как же так, такой молодой и сумел совершить революцию. В его отношении к Каддафи проскальзывало чувство отца, гордящегося своим сыном. Хадж Мухаммед именовал Каддафи не иначе как Муаммар. Впрочем, так называют его почти все ливийцы. Одни — как сына, другие — как брата. Не случайно книга Ф. Муската о Каддафи вышла под названием «Мой сын, мой президент». Автор словно говорил: «Муаммар — сын всей Ливии».

Особое восхищение вызывало у Хадж Мухаммеда отношение Муаммара к американцам.

— О! Он показал им, что никому не позволено говорить с ливийским народом, как с ребенком. Американцы боятся его. Они боятся, ибо не знают, на что способен наш Муаммар. Кто знал что-нибудь о Ливии до Муаммара? Никто! А сейчас наша страна не сходит с первых страниц газет. Триполи и Бенгази известны не меньше, чем Париж или Нью-Йорк.

Как мы жили до революции? И как живут ливийцы сейчас! Вы же сами видите! Мы — богатая страна. У нас много нефти. А теперь кто владеет нефтью, тот и играет самую важную роль в международных делах. Ливия очень богатая и потому сильная страна.

Хадж Мухаммед был очень доволен существующим порядком вещей, и лишь однажды услышали мы от него вздох сожаления:

— Конечно, у нас в Ливии очень справедливые законы. Они основаны на исламе, но если бы я имел право, то построил еще один дом и сдавал его квартиры жильцам. Сдача внаем квартир очень прибыльна.

«Дома только для жилья!» — еще один популярный лозунг ливийской джамахирии.

Все мы знаем о двойственности психологии, непоследовательности политических взглядов представителей мелкой буржуазии. И все-таки, когда говоришь с человеком, искренне поддерживающим радикальные реформы революции и в то же время столь искренне помышляющим об отнюдь не праведных с точки зрения той же революции источниках дохода, поневоле становишься в тупик и хочешь спросить: так за кого же он, что ему дороже?

На праздник ид аль-адха мы устроили совместный пир. Собственно говоря, лично мы не собирались его отмечать. Наши коллеги отправились обследовать развалины Кирены, а мы с Петросяном остались вдвоем. Петросян уныло топтался на кухне, готовя гречневую кашу, я же в предвкушении ужина лежал на кровати.

Раздался звонок. Я пошел открывать дверь. На пороге, улыбаясь, стоял Хадж Мухаммед аль-Гадамси. В руках он держал большое серебряное блюдо с розовыми кусками обжаренной баранины. «Шейх» широко улыбался, не выпуская изо рта сигарету. Он прошел в комнату, по-хозяйски уселся на крутящийся стул и поставил на письменный стол свое аппетитное кушанье.

Не говоря ни слова, он рукой взял кусок, я последовал его примеру. Вошел Петросян, постоял для вежливости несколько секунд, а потом подсел к столу. Некоторое время все сосредоточенно жевали баранину. Впрочем, слово «жевали» не точно передает наши действия — скорее мы проглатывали недосоленные, но зато обильно поперченные куски нежнейшего мяса.

Спустя несколько минут, так же не говоря ни слова, «шейх» вышел. Он не попрощался, и мы были вправе надеяться на его скорое возвращение. Так оно и случилось. Хадж Мухаммед что-то прокричал на лестнице и тотчас же вернулся. Вскоре появилась его младшая дочь лет пяти-шести с тремя чашечками кофе.