Три истории о фейри - страница 3
Матушка Каллахан и обрадовалась, и расплакалась, но, несмотря на слезы, она не пожалела серебра гостю за такую новость; а, когда она рассказала это мужу, тот решил, что надо устроить пир, как полагается. Матушка, ее дочери и соседки начали жарить-парить, грохотать посудой, очаг раздувать и деревню на пир звать.
Никто не отказался, все пришли, даже старый Хоган, которому до ста лет всего три года оставалось. К тому времени как раз и Майкл, Пэдди и Диллон проснулись и побрели туда же, куда и все.
Они не сразу даже узнали, почему во дворе столы от угощения ломятся; сообразили, что к чему, только когда гости начали рассказывать, каким Энгус славным парнем был, и чтоб ему у фейри сладко жилось! И они отчаянно переглядывались, потому что вспомнили, где оставили приятеля, но уже не знали, как сказать, что фейри тут ни при чем!
И вот, когда старый Хоган начал свою речь, с того края, где Пэдди сидел, чей-то голос, слишком тонкий и высокий для настоящего, вдруг спросил:
— А что, Энгус хорошо пел?
— Да нет, голос у него был, как у осленка, — от растерянности ответил Хоган чистую правду.
— А что, Энгус так танцевал, что никто за ним угнаться не мог? — снова спросил кто-то, и теперь этот голос звучал с края стола Майка.
— Конечно, не мог — он же насмерть ноги оттпатывал! — крикнула Рози Мюррей, и подружки ее расхохотались.
— А что, Энгус таким красавцем был, что глаз не отвести? — перескочил голос на середку, там, где Диллон пристроился.
— Да еще каким, если долго на него смотреть — сам перекосишься! — это уже Джоди Мэддокс сказала, которая на Энгуса большую обиду затаила, а почему — не об этом сейчас речь идет.
После ее ответа была тишина, в которой прозвучал еще один вопрос, как будто со всех сторон:
— Так зачем же он фейри нужен?
И раздался смех, словно в воздух подбросили хрустальные шарики.
А затем все услышали, как к воротам дома телега подъезжает, и возница кричит, что он тут хозяевам их парнишку привез.
Матушка Каллаган вместе с отцом кинулись наружу — а им навстречу Энгус бросился.
Охи, ахи, объятия… вдруг все заметили, что гость вдовы Майфейден, красный, как угли в очаге, бочком продвигается к краю скамьи, и, кажется, уже собирается встать.
Но без ответов ему уйти не удалось; кажется, ребра ему пересчитали с лихвой, а вот зубов у него потом обнаружилась некоторая недостача.
Энгус ни словом потом приятелей не упрекнул, и, поскольку он не чихнул даже от такой поддубной ночевки, они его послушались и себя не винили. И вскоре с преогромным удовольствием на свадьбе Энгуса с Джоди говорили тосты, такие длинные, что от начала до конца можно было успеть протрезветь, выпить и захмелеть снова.
Пэдди, Майк, Диллон и Энгус всю жизнь дружили, а если и случалось им заспорить, то лишь по тому поводу, кто же из них первый на пирушке придумал про Энгуса вопросы задавать. Каждый говорил, что он подхватил, а начал другой: Майк кивал на Диллона, Диллон на Пэдди, Пэдди на Майка, а Майк снова на Диллона; и только Энгус слушал их молча и молча подливал еще золотистого, ароматного, искристого яблочного сидра.
А еще некогда жил в деревне Ахаваннах кузнец Лиам Донахью с женой-красавицей; жили они так, словно с каждым днем влюблялись в друг друга все больше; и жили в достатке, не думая, что на стол поставить, привечая и угощая друзей и родню от всей души; но все же в чаше их счастья была трещина — очень долго не было у них детей.
И когда Аланна родила Лиаму первенца, сына Киарана, Лиам не давал ей ногами на землю ступить, все на руках носил и ее, и сына. Мальчик был таким крепеньким и красивым, что все, входя к ним в дом, говорили: «Благослови его Господь»; ведь именно таких детей фейри любят красть и уносить к себе в холмы.
И однажды пришла к Донахью в дом странная женщина, укрывшая лицо капюшоном, в зеленом плаще с белой меховой опушкой. Она вошла, сказала, что очень устала, и попросила воды; а пока пила, не сводила взгляда с ребенка в колыбели, хотя Аланна, почуяв недоброе, встала навстречу ей и пыталась заслонить малыша. Но взгляд этой гостьи ускользал от Аланны и снова стремился к ребенку.