Три комнаты на Манхаттане - страница 10
Неужели все женщины совершенно бесстыдны?
— Он был полуголый, в одних только брюках. Надо тебе сказать, он великолепно сложен…
— А ты?
— Что, я?
— В чем была ты?
— Конечно, в халатике. Я даже не очень помню… Да нет, конечно же, мы с Джесси были в халатах.
— А под халатом ты была голая?
— Возможно.
Она по-прежнему делала вид, будто не понимает. А уж присутствие духа сохраняла до такой степени, что остановилась посреди сквера, обернулась и воскликнула:
— Я же забыла показать тебе дом миссис Рузвельт! Ты знаешь его? Вон тот, на углу. Президент часто удирал из Белого дома, чтобы провести здесь несколько дней или хотя бы несколько часов, причем втайне от всех, даже от собственных охранников.
И тут же вернулась к Рику:
— В тот вечер…
Ему захотелось изо всей силы сжать ей запястье, чтобы заставить замолчать.
— Помню, в тот вечер я собралась пройти в ванную и принять душ. Рик был какой-то нервный, не знаю почему, верней, теперь, когда я все передумала, я, кажется, начинаю подозревать причину, так вот, он заявил нам, что мы втроем круглые дураки и что нам бы надо всем троим раздеться и вместе принять душ. Представляешь себе?
— Ну и что, вы приняли? — с презрением спросил Комб.
— Нет, я ушла в ванную одна и заперла дверь. С того дня я избегала куда-нибудь ходить с ним без Джесси.
— А бывало, что вы ходили с ним вдвоем?
— А что тут такого?
И тут же с самым наивным видом она спросила:
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем. Обо всем.
— Ревнуешь к Рику?
— Нет.
— Послушай, а ты знаешь бар номер один?
И вдруг он ощутил неимоверную усталость. В один миг ему до того осточертело вот так вот шляться с нею по улицам, что он уже готов был оставить ее под первым попавшимся благовидным предлогом. Почему они ходят вместе, словно прикованные, словно люди, которые давно любят друг друга и осуждены любить всегда?
Какой-то Энрико… Рик… Душ втроем… Определенно она врала, он это чувствовал, был убежден. Она просто не способна была отказаться от столь нелепого предложения.
Она врала, врала искренне, не для того, чтобы обмануть, а из потребности врать; вот так же у нее потребность задерживать взгляд на всех проходящих мужчинах; улыбаться, чтобы добиться внимания бармена, официанта в кафетерии, шофера такси.
— Ты видел, как он посмотрел на меня?
О ком это она так говорила совсем недавно? A-а, о шофере, который вез их в Гринвич Вилледж и, вероятней всего, даже не обратил на нее внимания, потому что явно думал только о том, какие чаевые получит.
И однако, он вошел вслед за нею в полутемный зал, освещенный слабым нежно-розовым светом, и кто-то небрежно играл на пианино, пробегая длинными бледными пальцами по клавишам и извлекая ноты, которые в конце концов создавали какую-то глухую ностальгическую атмосферу.
Но сперва она остановилась и сказала ему:
— Сдай пальто в гардероб.
Как будто он сам не знал! Но сейчас она его вела. Сияющая, с возбужденной улыбкой на губах, она пересекла зал следом за метрдотелем.
Должно быть, она считала себя красивой, но он-то этого не находил. Что ему по-настоящему в ней нравилось, так это какая-то голубизна, которую он открыл в ее лице, тонюсенькие морщинки на похожей на луковую шелуху коже век, порой отсвечивавшие фиалковым цветом, и то, как иногда он-a устало чуть опускала уголки рта.
— Два скотча.
Она не могла не заговорить с метрдотелем, ей хотелось испытать на нем то, что она полагала своими чарами; с самым серьезным видом она расспрашивала о бессмысленнейших вещах, вроде того, какие номера уже прошли, куда делся какой-то артист, которого она видела тут несколько месяцев назад.
Разумеется, она со вздохом удовлетворения закурила сигарету, чуть приспустив с плеч шубку и слегка откинув назад голову.
— Ты недоволен?
Он раздраженно буркнул:
— Почему я должен быть недоволен?
— Не знаю. Но я чувствую, что сейчас ты меня ненавидишь.
Как же нужно быть уверенной в себе, чтобы так просто, так напрямую сформулировать — да, правду! Но в чем ее уверенность? В конце концов, что его удерживает возле нее? Что мешает ему вернуться домой?
Он вовсе не находил ее соблазнительной. Она не была красива. Не была даже молода. И, несомненно, покрыта патиной множества приключений.