Три комнаты на Манхаттане - страница 5

Она прошла несколько шагов одна, несколько стремительных шагов, словно хотела убежать от него. Но вдруг остановилась, подождала, когда он подойдет.

— С сегодняшнего утра, — произнесла она, глядя ему в глаза, и лицо ее закаменело, — я нигде не живу.

Почему его это так взволновало, почти до слез? Они стояли у витрины, и ноги у них подгибались от усталости, в горле ощущалась утренняя едкая горечь, а в голове пустота, немножко даже мучительная.

Неужто это после двух виски они стали такими чувствительными?

Странно это все было, нелепо. В глазах у обоих стояли слезы, и оба они, казалось, наблюдали друг за другом. И тогда мужчина как-то по-дурацки сентиментально взял спутницу за запястья.

— Идемте… — пробормотал он.

И после короткого замешательства повторил:

— Идемте, Кей.

Впервые он назвал ее по имени.

Она покорно спросила:

— Куда?

Этого он не знал. Не мог же он привести ее к себе, в эту ненавистную берлогу, в эту комнату, где уже неделю не убирали и где стояла разобранная постель.

Они снова пошли, но теперь, когда она призналась, что у нее нет дома, ему стало страшно, что он может ее потерять.

Она рассказывала. Рассказывала какую-то запутанную историю, называла фамилии, верней, имена людей, которые ему ничего не говорили, но она их произносила так, словно они должны быть известны каждому.

— Мы снимали квартиру вместе с Джесси. Как бы я хотела, чтобы вы познакомились с Джесси! Это самая очаровательная женщина, какую я когда-либо встречала! Ее муж Рональд три года назад получил важную должность в Панаме. Джесси попыталась жить там вместе с ним, но не смогла из-за здоровья. Она договорилась с Рональдом, вернулась в Нью-Йорк, и мы с нею сняли квартиру напополам. Она в Гринвич Вилледж, недалеко от того места, где вы меня встретили.

Он слушал ее и в то же время пытался разрешить проблему гостиницы. Они все шагали и уже так были пропитаны усталостью, что даже не замечали ее.

— У Джесси был любовник, Энрико, чилиец, он женат, и у него двое детей. Но он был готов ради нее развестись… Понимаете?

Да, разумеется. Он безвольно и вяло следил за тем, как развивается эта история.

— Видимо, кто-то сообщил Рональду, и, мне кажется, я знаю кто. Сегодня утром я как раз выходила, когда он неожиданно приехал. А в шкафу лежали пижамы и висел халат Энрико. Наверное, произошла чудовищная сцена. Знаете, Рональд — это такой тип, который остается спокойным даже в самых трудных обстоятельствах, и я даже боюсь представить его себе, когда он в ярости. В два часа я вернулась, а дверь заперта. Сосед услышал, как я стучусь. Перед отъездом Джесси ухитрилась передать ему письмо для меня. Оно тут, в сумочке.

Она собиралась открыть сумочку и продемонстрировать письмо. Они только что перешли Шестую авеню, и Комб остановился под светящейся вывеской гостиницы. Неоновая надпись гнусного фиолетового цвета гласила: «Отель „Лотос“».

Комб подтолкнул Кей в вестибюль, и сейчас больше чем когда-либо он был похож на человека, который чего-то боится. Вполголоса он поговорил с ночным портье, который склонился над стойкой, и тот наконец вручил ему ключ с медной пластинкой.

Этот же самый портье повез их наверх в крохотном лифте, в котором воняло уборной. Кей ущипнула Комба за руку и тихо шепнула:

— Попытайся раздобыть виски. Уверена, оно у них есть.

И только чуть позже Комб осознал, что она обратилась к нему на «ты».

Примерно в это время Уинни бесшумно встает и из постели Д. К. К. проскальзывает в ванную.

Номер в «Лотосе» выглядел таким же пыльным, как и свет, который уже просачивался между шторами.

Кей уселась в кресло, спустила с плеч шубку и машинальным движением сбросила с ног черные замшевые туфли на слишком высоких каблуках; теперь они валялись на ковре.

Она сжимала стакан и пила маленькими глоточками, полусосредоточенно уставившись вдаль. Раскрытая сумка лежала у нее на коленях. На одном чулке у нее была длинная, похожая на шрам стрелка.

— Ты не нальешь мне еще стаканчик? Клянусь, это уже последний.

Она заметно захмелела. Этот стаканчик она выпила гораздо быстрей, чем предыдущий, и на какое-то мгновение замкнулась в себе, словно пребывая далеко-далеко от этой комнаты, от мужчины, который ждал, сам толком не понимая, чего он, в сущности, ждет.