Три комнаты на Манхаттане - страница 4
— Дайте мне, пожалуйста, сигарету. У меня кончились.
Он знал, что она выкурит ее до конца, прежде чем уйти, а потом, быть может, попросит еще одну, и сам удивился своему беспричинному нетерпению.
Ну а вдруг, когда они выйдут, она просто-напросто протянет ему руку и попрощается?
Но вот они вышли; на перекрестке уже никого не было, кроме одного-единственного мужчины, который стоя спал, привалившись к металлической ограде у входа в сабвей. Она не предложила взять такси. Самым естественным образом зашагала по улице, как будто эта улица обязательно должна была ее куда-то привести.
И лишь после того как они прошли метров сто и она раза два споткнулась из-за слишком высоких каблуков, она взяла своего спутника под руку, причем опять же совершенно естественно, словно они все время так и шли по пятичасовым, утренним нью-йоркским улицам.
Он будет вспоминать малейшие подробности этой ночи, от которой, пока он ее проживал, у него возникло ощущение такой бессвязности, что она порой казалась ему ирреальной.
Пройдя с десяток кварталов по бесконечной улице, он увидел маленькую церковь и вдруг узнал Пятую авеню.
— Может, она открыта? — остановившись, бросила Кей.
Потом с неожиданной тоской произнесла:
— Хоть бы она оказалась открыта.
Она заставила его проверить все двери церкви и убедиться, что они заперты.
— Жаль… — вздохнула она и опять взяла его под руку.
Немножко пройдя, она сообщила:
— Одна туфля жмет.
— Хотите, возьмем такси?
— Нет, пойдем.
Адреса ее он не знал, а спросить не решался. Странное это было чувство: идешь по огромному городу и не имеешь ни малейшего представления — куда, не знаешь, что тебя ждет через несколько минут.
Он увидел их отражение в витрине. Видимо, от усталости она чуть наклонилась и прижалась к нему, и он подумал: сейчас они похожи на влюбленных, вид которых еще вчера, из-за того что он обостренно ощущал свое одиночество, вызывал у него раздражение.
Ему случалось, особенно в последние недели, стискивать зубы, когда он проходил мимо парочки, при взгляде на которую чувствовалось, что это действительно парочка, и которая как бы источала из себя нечто наподобие запаха любовной близости.
А сейчас для тех, кто видел их, они тоже выглядели парочкой. Странной парочкой!
— Не хотите выпить виски?
— Мне кажется, в этот час виски запрещено продавать.
Но она, уже захваченная новой идеей, потащила его на поперечную улицу.
— Погодите… Нет, это не здесь. Это на следующей.
В возбуждении она раза два спутала дом, наконец заставила открыть запертую дверь маленького бара, откуда сочился свет; уборщик ошарашенно смотрел на нее. Но она не сдавалась, пристала к уборщику с расспросами, и в конце концов через четверть часа они оказались в подвальном помещении, где за стойкой сидели три человека и мрачно сосали виски. Она знала это заведение. Бармена она назвала Джимми, но почти сразу же вспомнила, что тот вовсе не Джимми, а Тедди, и долго объясняла безразличному бармену, почему ошиблась. Рассказывала ему о людях, с которыми однажды приходила сюда, однако бармен продолжал смотреть на нее безучастным взглядом.
Ей понадобилось почти полчаса, чтобы выпить свой скотч, потом она захотела повторить, а затем закурила сигарету, очередную «последнюю».
— Вот докурю, — пообещала она, — и пойдем.
Теперь она была куда словоохотливей. Когда они выходили и поднимались на улицу, она чуть не упала и уцепилась за его руку.
Она говорила про свою дочку. Оказывается, у нее есть дочка где-то в Европе, но ему так и не удалось узнать, где именно и почему они живут отдельно.
Сейчас они были в окрестностях Пятьдесят Второй стрит и в конце каждой поперечной улицы видели огни Бродвея и черную толпу, плывущую по тротуарам.
Было уже около шести. Они прошли изрядный кусок. И оба чувствовали усталость. Потому-то Комб решился спросить:
— А где вы живете?
Она резко остановилась и взглянула на него; ему почудилось, будто он прочел в ее глазах гнев. Но он ошибся и сразу же понял это. Нет, глаза ее, цвет которых он пока так и не смог определить, были полны озабоченности, а быть может, неподдельного отчаяния.