Три плова - страница 7
- Ты - хороший человек, и чай хороший, - сказал Рамазан,- а мы с тобой никогда вместе плов не ели.
И, словно угадывая будущее, Иван Политотдел ответил так:
- Что до плова, то обязательно поедим с тобой и обязательно вместе!
Он расспросил еще стрелочника про жену и сына. Рамазан показал фотографию голого Сафар Али. Мальчик подрос, кривые ножки давно выпрямились.
- Горе, начальник! Бабушка видеть его уже не может. Мамаша моя, старая Миранса, совсем ослепла. То хоть примечала, голый Сафар Али или в рубашке, а теперь не отличает дня от ночи! - жаловался Рамазан.
Начальник посочувствовал ему. Проводив Рамазана до двери кабинета, он сказал:
- Есть такая новость: вечером созовем общее собрание. Понимаешь, страна, промышленность идут в гору, а наши железнодорожные дела в неважном состоянии. Вагоны перевозят меньше, чем нужно, паровозы часто портятся, ломаются…
- Да, про нас плохо говорят, - согласился Рамазан.
- Скоро люди скажут другое, - успокоил его начальник.- Быть того не может, чтобы мы с тобой не выбрались из прорыва!
Когда Рамазан вернулся после собрания домой, Амина спросила:
- Ты невеселый, совсем невеселый - отчего?
- Нам читали приказ правительства, как бороться с крушениями и авариями, г-ответил Рамазан. - Иван Политотдел читал цифры за весь прошлый год.
Цифры, оглашенные на собрании начальником политотдела, и в самом деле было неприятно, больно слушать. За один прошлый 1934 год повреждены тысячи паровозов и вагонов, много убитых, раненых.
- Зачем говорить так громко? - жаловался Рамазан.
- Это называется самокритика, так полагается, - сказал отец.
Рамазан потом два раза прочитал об этом в газете: один раз в азербайджанской, другой - в русской. Читал с уважением, но про себя осуждал: зачем так громко, на всю Советскую страну, об этом кричать? Люди совсем перестанут доверять железнодорожникам. Не лучше ли было сделать так: собрать путейцев и им все растолковать, а другим людям - не железнодорожникам - не говорить? Теперь и Гудрат прочитает газету, и старичок масленщик…
3
Зацветали свежим верблюжатником бакинские степи. Жители полосы отчуждения, то есть расположенных близ путей участков, выпустили на кратковременные пастбища овец и верблюдов. Каспийское море переменило свой зимний цвет, малахитовый, на весенний - изумрудный. Треснули почки каштана, лоха и инжира. Бакинские улицы зацвели желтым цветом. На огородах убирали первый урожай овощей.
- Ты не замечаешь, что пришла весна! - упрекнула мужа Амина.
Он стал уходить на работу еще раньше. Слепая Миранса напоминала молодке:
- Буди скорей мужа, Амина… Раз у них такое дело, он пропадет от стыда, если проспит. Ты разве не слыхала, что Иван Политотдел говорил Рамазану?
- Я слыхала, - ответила Амина: - надо скорее выбраться из прорыва.
Слово «прорыв» старуха и молодка произносили по-русски.
Сестра Гюльназ рассказывала подругам:
«Наш Рамазан вчера говорил людям речь».
Он стал выступать на собраниях. Сперва побаивался, что русские железнодорожники будут смеяться над тем, как он коверкает иногда слова. Он так и сказал в кабинете у начальника политотдела, где обсуждали случившуюся на перегоне Баку - Аляты аварию:
- Простите мне мою нетвердую речь. Я хочу правильно говорить по-русски, но я еще не научился правильно говорить.
Пепельница-цистерна помогла ему отвести глаза от собравшихся. Иногда все же посматривал: не насмехаются ли? Глянул на одного, на другого и увидел, что русские железнодорожники слушают его так же хорошо, как и азербайджанцы. Тогда у Рамазана нашлось много новых слов.
- Сейчас, когда человек хорошо работает, все говорят: «Смотрите, этот человек хорошо работает». Даже газеты пишут, как будто важное происшествие; медали вешают, как за храбрость. В таком положении и лентяю совестно плохо работать, верно? А мне раньше невесело было работать. Например, нанялся я к подрядчику Казиму, мы строили тогда дом Гусейнову, - и вовсе не радовался я, что строю дом Гусейнову. И еще я работал в мастерских Эйзеншмита - меня туда устроили двоюродные братья Али Гусейн и Гусейн Ага. И еще я покрывал улицы киром, и тоже не нравилось. Я старался, а подрядчики меня за работу не любили, - кому же понравится?..