Три повести - страница 10

Я оказалась в центре внимания. Меня всячески пытались развлекать, а это вовсе не нужно было, потому что все для меня казалось новым и любопытным.

— У вас нынче много гостей, — сказала я Вере Коблуховне.

— Этот обед в вашу честь, — объяснила она. — Вы же гостья наша. И вы должны покориться своей участи.

Ничего другого не оставалось, как примириться с этим. Признаться, очень утомительно, когда тебя изо всех сил развлекают.

Чтобы выйти из неловкого положения, в которое невольно попала, я решила пойти на кухню и посмотреть, что там делается. А там взяла полотенце и стала вытирать мокрые тарелки. Как мне потом рассказали, я вызвала целую сенсацию: вот, дескать, горожанка, а черной работы не чурается, сама в гостях, а ведет себя словно родственница. А еще я узнала, что своим поведением снискала славу первой невесты на селе. Слава довольно сомнительная, если принять во внимание, что я всегда презирала наивных девушек, которые выставляют себя в качестве готовеньких невест. Но, видит бог, все произошло помимо моей воли.

Несколько дней спустя после этого обеда моя старушка сказала мне, чтобы я не выходила замуж за такого-то или такого-то (всех имен я и не упомнила), если они попросят моей руки. Это бездельники, сказала она. Мне было смешно, но женское тщеславие нет-нет и просыпалось во мне.

Я почему-то вспомнила Женю Пархоменко, моего однокурсника. Он ухаживал за мной, а женился на другой. Та, говорят, была дурнее меня и внешностью и характером. Вот этого бы Женю сюда, чтобы собственными глазами убедился, какое «сокровище» он упустил! Впрочем, я и не жалею, что все так случилось. Все в этом мире к лучшему…

Однако стоит вернуться к обеду.

В общем, он прошел очень празднично: с пением и плясками, с длинными застольными речами. Пили очень много — разумеется, мужчины. Но пьяных не было. С каждым тостом все становились вежливее и внимательнее, чтобы — упаси бог! — не выдать своего опьянения. На все это обращала мое внимание Смыр. Она подсаживалась ко мне и нашептывала на ухо.

Кушанья были в какой-то степени для меня привычные: перец, помидорные подливы и прочие пряности. Мамалыгу мы и на Дону любили. К ней мы пристрастились, когда проводили летний отдых всей семьей в Адыгее. Я обратила внимание на то, как вкусно отварено мясо. Это, наверное, здешнее искусство. Мясо было мягкое, ароматное, и куски мне подавали отборные — сами во рту таяли.

Явился председатель колхоза. Он извинился за опоздание: отвлекли неотложные табачные дела. Председателя оштрафовали емким рогом, который он опорожнил с величайшим удовольствием.

А вот директор нашей школы все не показывался. Это несколько беспокоило Смыр.

— Он, наверное, не придет, — говорила она.

Я поддерживала ее в этом мнении.

— Может быть, он обиделся на что-нибудь? — недоумевала Смыр.

Когда гости заметно притомились, к столу подвели старую женщину. Ее поддерживали под руки с обеих сторон. Опиралась она на клюку. Лицо старухи — почти пергамент, веки — бледно-розовые, зрачки — выцветшие. Ей, оказывается, ни много ни мало — сто десять лет. Она была в этом доме прапрабабушкой.

Старухе поднесли чайный стакан вина. Она заулыбалась, обвела нас всех глазами, в которых вдруг вспыхнули огоньки.

Она сказала несколько слов по-абхазски, осушила стакан и передала его тулумбашу. С этого момента вернулось оживление: еще бы, такая древняя старуха выпила целый стакан! Всем надлежало опрокинуть, по крайней мере, по пяти.

Первым долгом приступили ко мне. Хотя вино и было отличное, легкое и умеренно терпкое, меня бросило в холод при виде батареи стаканов. Я попыталась отказаться. Меня принялись увещевать. Но нашлись и заступники. Поднялся страшный шум: одни настаивали на том, чтобы я подчинилась требованию тулумбаша, а другие, главным образом женщины, заступались за меня.

Я отпила несколько глотков и передала стакан моему соседу справа — огромному детине. Так научила меня Смыр. И все сразу успокоились.

Мы просидели до сумерек и разошлись, несмотря на уговоры радушных хозяев.

С удовольствием вспоминаю этот обед у Смыр. Он помог мне лучше понять обычаи и нравы людей, среди которых мне предстояло жить и работать. Я как-то сразу продвинулась вперед в изучении психологии жителей Дубовой Рощи. Вот теперь я уж не обиделась бы на комплименты, обращенные ко мне при моем первом появлении в Дубовой Роще. Страстная впечатлительность, горячность, вспыльчивость — основные черты здешних горцев. С большим терпением слушала я цветистые тосты, в которых я сравнивалась то с луной, то с солнцем, то со сказочными героинями и почему-то даже с Жанной д’Арк.