Три повести - страница 11

— Но я не хочу умереть здесь, как Жанна, — сказала я.

— Тогда мы умрем за вас! — воскликнул оратор. — Теперь вы довольны?!

Это походило на боевое крещение абхазским застольем, и, кажется, я с честью его выдержала.

Я собиралась лечь. Было что-то около девяти. Как ни весел пир, он все же очень утомляет. Я расчесывала волосы перед старинным зеркальцем. Керосиновая лампа заливала комнату матовым золотистым светом. Глаза мои поблескивали. На щеках горел румянец, которым я отличалась с детства. Пожалуй, тосты за обедом не очень-то были преувеличены в той их части, где говорилось о моей внешности. Еще недавно я жалела, что не подрезала волос по моде, чтобы походить на «колдунью» из кинофильма того же названия. Наши ростовские девушки сделали это сразу после просмотра фильма. Но теперь я понимала, что пучок мне идет больше. Об этом твердили сегодня на обеде, называя меня то гречанкой, то римлянкой, то абхазкой.

Я полюбовалась своими ногами, обутыми в модные туфли. Эти остроносые туфли с тонкими каблуками купила мама по случаю моего окончания университета. Должна признаться, что туфли для женщин значат очень много. Я это вынуждена признать, несмотря на то что ненавижу финтифлюшек. Но так же ненавижу и их антиподов — «синих чулок». Лучше всего золотая середина…

В это время вдруг послышался мужской голос и тяжелые шаги на крыльце. Моя хозяйка, кряхтя, поднялась с постели и открыла дверь. В ее комнату кто-то вошел и с громким стуком поставил на стол тяжелый предмет.

Голос мужчины показался знакомым. Гость говорил негромко. Хозяйка отвечала ему хрипловато. Она, судя по тону, была довольна, двигала стулом, звенела тарелками.

Немного спустя ко мне постучали.

— Наташа, Наташа, — звала меня хозяйка.

Я открыла дверь. Старуха объяснила, что пришел директор. И очень просила выйти. Нельзя, чтобы гость скучал… Так говорила старуха.

Я колебалась. Я устала, находилась по горным тропам… Попыталась отговориться.

— Пожалуйста, на полчасика! — крикнул директор из-за перегородки.

— Я, Кирилл Тамшугович…

— Очень вас прошу…

— Мы ждали вас у Смыров.

— Надеюсь, вы не скучали?

— Думаю, что нет.

— Отлично. Жду вас.

Старуха усиленно манила меня знаками, и я сдалась. Привела себя в порядок, переоделась в черное платье. И туфли надела новые. (Были у меня в запасе такие чудесные замшевые туфли.)

Директор на этот раз был хорошо выбрит, одет в серый костюм и белоснежную сорочку. Ярко-красный галстук подчеркивал бледность его лица, на котором сияла добрая улыбка. И ни следа не осталось от злости, неприветливости или раздражительности. В больших зрачках отражалась яркая лампа, и казалось, это они источали свет. Меня подмывало спросить его: не вернулась ли к нему жена? К счастью, я удержалась.

— Вы чем-то смущены? — спросил он.

— Я?

— Впрочем, скорее удивлены. Что, неправда?

Хозяйка пододвинула ко мне стул. Засеменила к маленькому темному шкафу, заторопилась на кухню.

— Что же вы не садитесь? Прошу извинить меня за поздний визит.

Глаза у директора нынче были совсем добрые, даже виноватые.

— Ради бога, — ответила я. — Я тоже рада поговорить. Не привыкла ложиться рано. А что делать, не придумаю. Нет света. Это — колоссальное неудобство.

— А лампа есть?

— Есть, но она маленькая и больше коптит, чем светит.

— Шальная мысль, не правда ли, явиться к вам на ночь глядя и даже прихватить коньяк? Но мне очень захотелось. Ну, просто не мог удержаться… Мне необходимо поболтать. Нужна живая душа. Вот и пришел. А теперь жалуйтесь на вашу горькую долю.

— Не жалуюсь. Пока не жалуюсь.

— Ну и на том спасибо!

Он мигом откупорил бутылку, отыскал в шкафу маленькие стопочки.

— Поехал я вчера в Гудауту, — сказал он, наливая коньяку. — Нарочно. Чтобы у Смыров не быть… Наверное, там злословили обо мне?

— И не думали.

Он удивился:

— Вы это серьезно?

— Совершенно.

— Вот оно что! О людях иной раз думаешь хуже, чем они есть на самом деле. А мне казалось, что перемоют мне все косточки. И я решил доставить им это удовольствие.

— Вы ошиблись.

Он посмотрел на меня долгим взглядом.

— Нет, нет, — проговорил директор, — я не комплименты пришел вам говорить. Мне нужна живая душа. Понимаете?.. К тому же я вас обидел. И посему должен как-то искупить свою вину… Мой визит трудно объяснить кому-либо из жителей Дубовой Рощи. Мое дурное настроение они обычно приписывают тому, что от меня жена ушла. Может, отчасти это и так, но немножко примитивно. Будто я могу расстраиваться только по этому поводу! Что прошло, то прошло! Я считаю своим долгом сказать все это откровенно, ибо, как полагаю, вам наговорили обо мне кое-что лишнее. Так вот, выпьем немножко, самую малость.