Три жизни Красина - страница 26
Теперь они уже оба хохочут.
— Леонид Борисович, признайтесь, вы ведь никогда не удостаивались чести быть гостем жандармского полковника?
— Увы, Вера Фёдоровна, я был обласкан вниманием самого министра внутренних дел. Он не сводит с меня влюблённых глаз давным-давно...
— Как это?
— Было, было, Вера Фёдоровна. В Казани было, в Нижнем было, в Питере тоже... Старая любовь...
Комиссаржевская уже не смеётся. И ни о чём не расспрашивает.
Он никогда не забудет этого концерта.
Жандармский полковник, бакинские «тузы», ещё кто-то, они его не интересовали. Или нет, он замечал их, конечно, даже пытался приглядываться. Но это машинально, по давней привычке наблюдать за новыми людьми и по внешности, случайно обронённой фразе давать им оценку.
Чародейка Вера Фёдоровна! Она забирает людей целиком, с душою, сердцем, мыслями. И она неожиданна буквально во всём.
Красин не переставал удивляться. Драматическая актриса, она поёт, изумительная чтица, она танцует тарантеллу. И всё это так просто, так талантливо, так захватывающе...
Концерт в доме жандарма мог длиться бесконечно, но актриса устала.
И тогда буря аплодисментов, восторженные вопли...
И букет, ценою в три тысячи рублей!
Букет из сторублёвых банкнотов. Он перевязан какой-то розовой ленточкой. Машинально отметил, что лента выдаёт мещанские вкусы устроителей концерта.
Комиссаржевская кокетливо подносит букет к лицу Красина.
Она хочет знать его мнение о запахе.
— Чудесно пахнет!
И на ухо актрисе:
— Типографской краской пахнет...
Теперь он уже пытается думать о прейскуранте немецкой машиностроительной компании. А букет?..
Букет вместе с розовой ленточкой у него в кармане, хотя Вера Фёдоровна и просила оставить на память ленточку.
Но и без ленточки такое не забудется!
Красин открыл глаза. С трудом вспомнил, что плывёт на пароходе, что это не Каспийское, а Балтийское море. И нет ни Комиссаржевской, ни Баку, и «Нина» — легендарная подпольная типография уже не работает.
Красина по-прежнему знобит, очень болит голова.
Исчезло и чувство радости, счастья, которые переполняли его в первые дни после освобождения из Выборгской тюрьмы.
Смутно на душе, нет былой чёткости и ясности мысли.
Он где-то заблудился. Где-то на развилке дорог понадеялся на собственную способность ориентироваться в политическом ненастье и не заметил, что ландшафт изменился и пути разошлись.
Наверное, там, у перепутья, были верстовые столбы. А он не оглянулся на них.
Если бы он разошёлся с Плехановым или с Мартовым, если бы среди его попутчиков не оказалось Богданова, даже Горького, это не смутило бы Красина. Никогда не страдая зазнайством, он верил в себя, в свои силы, свой ум. Он привык себе доверять.
Плеханов! С ним, вернее, с его книгой «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», он, юноша Красин, встретился в камере Воронежской тюрьмы. Тогда окончательно утвердилось его марксистское мировоззрение.
С Плехановым он, большевик, расстался уже давно, а теперь самая большая беда — он перестал понимать Владимира Ильича. Реакция справляет тризну. На Кавказе денно и нощно работают кинжалы, «инородцы» режут друг друга во славу русского царя. В Москве полковник Мин и адмирал Дубасов врачевали кровопусканием по рецепту министра внутренних дел Столыпина, по империи рыщут каратели, а черносотенные депутаты новой, III Думы елейно поют «боже царя храни», храни помазанника, бандита, убийцу, вешателя.
Ленин же требует, чтобы депутаты от социал-демократов оставались в Думе, чтобы легальные и нелегальные действия партии гармонично сочетались.
К чёрту Думу!
Красин устал, Красин готов поверить в то, что заблудился не он, что Ленин сбился с пути.
Эти терзания ему не в новость. Сейчас 1908 год. Собственно, первый год после поражения революции, хотя никто не считает года по поражениям. А всего четыре года назад ему тоже казалось, что ошибается Ленин. Тех, кто сегодня призывает социал-демократов уйти из Думы, Ленин величает «отзовистами», «ликвидаторами наизнанку». Ликвидаторами партии, конечно. А после раскола в 1903 году, когда Ленин ушёл из редакции газеты «Искра», Красин призывал большевиков примириться с меньшевиками. Значит, тогда он был «примиренец», теперь «отзовист». В 1904–1905 годах он понял, что был неправ. Ужели и ныне он тоже заблудился?