Трижды приговоренный… Повесть о Георгии Димитрове - страница 11

Дед остановил Киркова, неторопливо приподняв руку

— Извини, что перебиваю. Выступление в Народном собрании поручим Георгию.

— И я так же думаю, — сказал Кирков. — Вся парламентская группа, конечно, присоединится к нашему мнению.

— У меня многое уже подготовлено, — сказал Георгий. — То, что мы слышали от Ноя, лишь придает больше энергии.

Пока велась беседа с русским большевиком, Георгия все более охватывала уверенность в том, что между ними, «тесными», и грузином-большевиком много общего, но главное, что их роднит, — наступательный дух, стремление к решительным действиям против военной горячки.

Георгий подсел к Ною и спросил, с какими еще статьями Ленина тот успел познакомиться. Разговор затянулся до поздней ночи. Георгий вызвался проводить Ноя, и они вдвоем зашагали по темным, затихшим улицам. А прощаясь, Георгий пригласил гостя в воскресенье за город, на Витошу, сейчас в неверном свете звезд призрачно стоявшую над городом. Условились встретиться ранним утром в воскресенье на конечной остановке трамвая.

На прощание Георгий сказал:

— Ты оставил мне частицу своей неспокойной души…

Люба не спала, когда Георгий постучал в окно своей комнаты, выходящей на улицу.

— Георгий!.. — тихо воскликнула Люба, открывая калитку и бросаясь к мужу. — Я думала, опять что-нибудь случилось.

Она замерла, прижавшись к его плечу.

— Люба, сегодня я нашел друга, — сказал Георгий, — он будет и твоим другом…

Он рассказал, кто такой Буачидзе и как много общего нашлось у них, «тесных», с грузином, российским социал-демократом и большевиком.

Накрывая стол для ужина, Люба стала в свою очередь рассказывать о посещении семей текстильщиц.

— Трудно, у многих мужья не вернулись с войны, но женщины настроены по-боевому, — оживленно говорила она. — Многие из них прежде удерживали мужей и сыновей от митингов и демонстрации, а теперь сами готовы протестовать против дороговизны и голода вместе с мужьями.

Она называла имена и фамилии тех, у кого побывала сегодня и кого знал Георгий. Он смотрел на нее, слушал ее возбужденный голос и радовался в душе: она не может жить без людей, среди которых всегда находилась, с которыми вместе боролась за их человеческие права и помогала им понять смысл политических событий. «Ну, а если Елена права? — спросил он себя, тревожно вглядываясь в дорогое усталое лицо с темными кругами у глаз. — Если все-таки Елена права?» Он не мог найти ответа на этот вопрос. Он понимал только, что Люба никогда не отступит, не сдастся в борьбе, как бы тяжела она ни была и какие бы удары ни пришлось ей принять. Нет, Люба не сдастся! Эта мысль не была ответом на вопрос, который он только что себе задавал, но она успокаивала.

Воскресным утром они отправились на Витошу. Ной уже ждал у остановки трамвая. Он строго и почтительно поклонился Любе, и они втроем стали неторопливо подниматься по каменистому, иссеченному тропинками склону.

Ноябрь стоял теплый, солнечный. С утра нагретые камни и пыль на горной тропе пахли солнцем, и ветер был напоен тонким и летучим ароматом горных лугов и лесов, какого не встретишь в долинах.

— Посмотрите! — воскликнул Георгий, останавливаясь и оглядывая раскинувшийся внизу город.

Вокруг грязновато-золотистых пятен осенних скверов и парков краснели черепичные крыши множества домов, слепившихся словно в огромные неправильной формы соты. Среди крыш высилась белокаменная скала храма Александра Невского с жарко горевшими золочеными куполами. Еще дальше, за городом, тонула в дымке широкая долина и где-то далеко-далеко терялась в блеске солнечных лучей.

Ной изучал панораму города, медленно переводя взгляд с одной ее части на другую, словно стараясь прочесть что-то или разгадать жизнь, таившуюся под черепичными крышами.

— И для тебя станет родным этот город, — сказал Георгий, заметив взгляд товарища.

Ной ничего не ответил, и они пошли дальше. Тропа все круче и круче взбегала по склону среди сосен и скал. Ной зашагал чуть быстрее, словно ему захотелось переупрямить крутизну тропинки. Потом еще быстрее. Георгий и Люба тоже невольно ускорили шаги.

— Подожди, Ной, — попросил Георгий, — мы не поспеваем за тобой.