Тропик Динозавра - страница 2

Прохожие были одеты и зимние стеганные или подбитые мехом дэли, сшитые из переливающейся ткани, синие либо цвета бордо, орнаментированные черными кругами и перепоясанные яркими оранжевыми или желтыми шарфами. Как мужчины, так и женщины мелкие покупки, деньги носят за пазухой, поэтому дэли у всех сильно оттопыриваются на груди. Рукава свисают до колен, закрывая руки. Жители степей, только что приехавшие в город, бредут по тротуарам, как в дурмане, спотыкаясь о плиты. Из-под глубоко надвинутых шляп — в основном фабричного производства — они всматриваются вдаль, выставляют вперед подбородок, будто выискивая что-то в конце улицы. Руки согнуты в локтях, словно приготовились отталкивать каждого встречного.

Вечером следующего дня я пошел в театр. Зал выдержан в «сецессионстиле». Паукообразная люстра излучала мягкий свет. Золоченые карнизы, плюшевые стулья, ложи и балконы в форме гондол. Шла хорошо известная мне опера «Три холма печали» о древних жителях степей и княжеском дворе. Я сидел в зрительном зале среди монголов, одетых в дэли. Огрубевшие пальцы прижимали к коленям снятые шляпы. Слышались вздохи, сопение, шорох, скрип стульев. Запах жира, полусырого мяса, кислого молока усиливался. Ни единого слова, произнесенного хотя бы шепотом, впившиеся в сцену глаза, перед которыми мелькают щиты воинов, луки, самострелы, князья с их благородными жестами, прекрасные дамы с кругами кармина на щеках и с диадемами из бус и серебра, их мерцающие белизной руки, украшенные перстнями. Звучат песни о храбрости, любви, страсти. Я размышлял о том, с какой силой зачаровывает нас созданная нами культура. Самым притягательным кажется именно то, что мы придумываем, а все остальное, находящееся вне нас, мы отстраняем, лишаем истинного значения.

Снаряжение экспедиции, прибывшее по железной дороге, сложенное в кучи, прикрытое брезентом, лежало в одном из дворов Академии наук. Стряхиваем снег, выбирая ящики для первой перевозки. До приезда остальных членов группы необходимо перебросить в пустыню хотя бы часть снаряжения. Мы с Томеком и Цип-риалом нагружали «стар», а Эдек проверял исправность машины. Пришел Самбу, семнадцатилетний лаборант-монгол, назначенный в помощь польской экспедиции. Я познакомился с ним в шестьдесят третьем году, во время первой поездки, когда он был еще совсем ребенком. Сын разнорабочего в гараже, живой, быстрый, самый сметливый из всех нас, он угадывал мысли, понимал с полуслова и предупреждал желания, приносил нам сувениры — почтовые марки, открытки, — заваривал зеленый чай в каморке отца. Сам от подарков отказывался: он, монгол, принимающий в своей стране поляков, хозяин, знающий законы гостеприимства и готовый их полностью соблюсти. Было ему тогда девять лет, своей манерой держаться он посеял во мне недоверие к мифу о таинственной, непознаваемой и непроницаемой душе человека Востока.

Паша гостиница называлась «Баян-Гол» («Обильная река»), С тринадцатого этажа я каждое утро смотрел на храмы, возвышавшиеся за мостом. Здесь начинался путь к пустыне Гоби, окутанной голубоватой дымкой. Выше над городом поднимался гребень Богдо-Ула (Святая Гора), покрытый лиственничным лесом. Каждая минута, проведенная в городе, казалась потерянной напрасно.

По ночам с железнодорожного вокзала доносились посвистывания дизельных локомотивов, а из города — лай собак. Вечер накануне отъезда мы провели в кино, смотрели монгольский фильм. Я увидел одну из наиболее прекрасных, лирических любовных сцен, которая, вероятно, так и останется неизвестной. В древнем Улан-Баторе, называвшемся Да Хурэ и представлявшем собой поселок из юрт, глинобитных мазанок, освещенных жировыми светильниками, с окнами, затянутыми бычьими пузырями, юноша, прокравшись к окну, касается его влажными пальцами, чтобы пленка стала прозрачной и он мог увидеть девушку. С другой стороны — она под строгим взглядом бабки заклеивает просветы кусочками пергамента.

Утром пятого мая, миновав мост, мы выехали из города и устремились по асфальтированному шоссе, ведущему вдоль подножия Богдо-Ула. Лиственничная чаща на склонах была припорошена снегом. В углублениях долин, в покрытых травой впадинах виднелись выбеленные здания — больница, государственные учреждения, дом отдыха. На склоне холма пирамидальной формы из светлых камней выложен герб республики. Дорога вела вверх по склону, откуда открывался вид на Улан-Батор, лежащий по обоим берегам Толы, в долине, уже слишком тесной для большого города. Он был покрыт шапкой дыма от заводов, построенных с наветренной стороны.