Тропик Динозавра - страница 3

Погода была ясная, холодная. Мы подняли брезентовый верх кабины. Циприан и Томаш сидели в кузове, опустив переднее полотнище. Свернув с шоссе, ведущего к аэродрому, мы направились по степной колее на юг. Вдали на волнистых холмах я заметил длинные хвосты пыли, похожие на полосы, оставляемые в небе самолетами. Они тянулись от грузовиков, уходивших в глубь страны, в места, где нет ни дорог, ни городов, ни селений.

«Стар» набирал скорость, глухо урча мотором и лязгая колесами, похожими на лапы чудовища с каучуковыми когтями, которые рвали обнаженную землю, поднимая облака пыли. В степи несколько десятков наезженных колей, расходящихся во всех направлениях, постоянно пересекались, сливались по две-три, чтобы потом опять разлететься. Если бы на эти колеи положить рельсы и поставить стрелки, возникла бы самая крупная в мире узловая станция.

— Ты знаешь, куда ехать? — тревожно спросил Эдек.

— Знаю, — ответил я, — ты просто держись центральных колей.

Он взглянул на меня с недоверием: выбор был слишком велик.

Крайние полосы, — объяснил я ему, — отходят в сторону незначительно, ты заметишь ошибку, лишь проехав много километров, когда солнце начнет светить не в лоб, а в щеку. Порой так можно ехать целый день, пока дорога не упрется в какой-нибудь пустой загон для овец с клочьями старого сена, привезенного туда шмон.

Я указал ему на линию белых облаков, висящих низко над горизонтом.

— Ориентируйся на них, там горы Зоргол-Хаирхан. На землю не смотри.

Эдек был не только автомехаником, но и альпинистом, что решило вопрос о его участии в экспедиции. Перед отъездом мы долго ломали голову, кому доверить наши машины. Необходим был такой человек, который смог бы и водить «стар», и чинить его в пустыне, и жить в условиях палаточного лагеря, и работать, если понадобится, сутками при любой погоде.

Эдек, коллега по высокогорному клубу, которого я знал только понаслышке, жил в Закопане, участвовал в экспедициях в афганский Гиндукуш и пакистанские Гималаи. Явившись в Варшаву на первую беседу, он сообщил:

— Машину надо чинить только тогда, когда в ней что-нибудь сломается…

Видя крайнее недоумение на наших лицах, он пояснил:

— Как можно меньше трогать!

Этот мощный аргумент положил конец нашим сомнениям, хотя ранее мы считали, что судьба вверенного нам транспорта должна находиться в руках такого человека, который бы с рассвета дотемна, весь в машинном масле, торчал бы головой в моторе.

Пятна снега и пучки прошлогодней травы сделали степь похожей на шахматную доску с клетками неправильной формы и разной величины. На траве сидели небольшие изящные коршуны и более крупные сарычи в каштановом с проседью оперении, растрепанном в борьбе с весенними ветрами. Они поворачивали к нам головки и спокойно наблюдали за машиной, не обнаруживая ни малейшего стремления улететь. Их присутствие свидетельствовало о том, что степь пробуждается к жизни. С высоты нашего «стара» мы видели тонкую паутину тропок, проложенных полевками. Маленькие, серые, они мгновенно прятались в траву, ощутив дрожание земли от приближавшейся машины. При этом они обычно замирали перед самой колеей и в последний миг внезапно бросались через нее прямо под сокрушительную лавину колес. Хищные птицы, сытые и ленивые, сидели неподвижно среди своих жертв.

Много лет, в разное время года, в различных районах Монголии я имел возможность наблюдать расцвет и упадок этих временных популяций грызунов. В период наивысшего развития они становились так многочисленны, что любая птица-хищник, находясь в центре колонии, могла бы обеспечить себе пропитание на территории размером немногим более ее собственного тела. Между семьями грызунов начиналась борьба за корм, в результате исчезали последние травинки. И можно было быть уверенным, что на следующий год это место будет абсолютно пустынным. Нога проваливалась в высохшую, изрытую норами землю, где были изъедены даже корни. Долго еще не восстановится растительный покров. Несколько пар грызунов, которым удается пережить зиму, возрождают колонию на каком-нибудь из соседних холмов.

Мы ехали по этой стране, светлой, открытой, веселой, впрессованные в горячий металл машины, в кожу сидений рядом с ревущим мотором, воняющим машинным маслом. Сминая тяжестью колес неровности дороги, ломая встречный ветер бронированным ветровым стеклом, мы пробивались к горизонту, сквозь мутные стекла смотрели на испаряющиеся снега, на влажную траву.