Тропинка на аэродром - страница 2

Мой отец — летчик-испытатель. Он испытывает новые сверхзвуковые самолеты. «Ласточка» — это один из них. Мне отец ничего про «ласточку» не говорил. Про свои самолеты отец не любит со мной говорить. А вот маме сказал...

Прошлой весной папин самолет загорелся в воздухе, и он едва успел выброситься с парашютом. Об этом я знал. Тот самолет оказался ненадежным.

Мама ждала отца на аэродроме всю ночь, а потом утром выдернула из головы несколько седых волос. Моя мама молодая. Ей всего тридцать два года. А мне тринадцать. Она говорит, что с таким большим сыном ей неудобно появляться на людях. И правда, некоторые думают, что я мамин брат.

Над полем прокатился мощный раскат. Это где-то в вышине самолет перешел звуковой барьер. Немного погодя послышался обычный гул. Когда мы с отцом рыбачим на озере и над нами раздается такой взрыв, пугливая уклейка выскакивает из воды. А птицы на несколько минут замолкают. Я спрашивал отца: слышит ли он там, наверху, этот взрыв? Отец сказал, что, наоборот, когда начинается сверхзвуковая скорость, в кабине становится тихо.

До аэродрома еще километра три. Мы идем от военного городка напрямик. Слышится могучий рев, и вот над вершинами деревьев взмывает большой серебристый самолет. Кажется, что у него нет крыльев. Реактивный свечой уходит в небо и скоро исчезает из глаз. Потом, когда он наберет высоту, за самолетом потянется белый след. Все небо над аэродромом расчерчено широкими белыми шлейфами. Они расползаются вширь, а затем вообще исчезают.

— Костя... — говорит мама. — У тебя не закружится голова? Ты так долго смотришь на небо...

— Уж и смотреть нельзя?

— Ты никогда не станешь летчиком, — говорит мама. — Два летчика в семье — это слишком много...

Но здесь я непреклонен.

— Буду, мама, — отвечаю я.

— Столько на свете разных интересных профессий... Инженер, геолог, учитель...

— Я буду летчиком, мама.

— Да, конечно, мы, женщины, созданы только для того, чтобы ждать вас, мужчин... — Она взглянула вверх. — Нас каждый день разделяет небо.

— Разве мало женщин — летчиц?

— Мой милый, я самая обыкновенная женщина, которая ходит по земле... Имею я право спокойно ходить по земле и не смотреть все время на небо?

— Как называется эта бабочка? — спрашиваю я, чтобы перевести разговор на другое.

— Оглянись, посмотри вокруг... Прекрасная земля, правда? Но она становится жесткой и безжалостной для тех, кто падает на нее... Так уж устроен мир. Миллионы женщин ходят по земле и не думают о том, что существует такая неприятная штука, как земное притяжение. А я все время помню о нем. О земном притяжении.

Снова в воздухе знакомый гул. Я останавливаюсь и задираю голову. Идет на посадку самолет. Я вижу, как он выпускает шасси. На серебристых крыльях красный отблеск заходящего солнца. Самолет весь вытянут, как веретено, а на носу игла. Уж не «ласточка» ли отца? Таких самолетов я раньше не видел.

Самолет скрылся за вершинами деревьев. Приземлился. Немного погодя в последний раз надсадно прогрохотал двигатель и умолк.

Мы еще с километр не дошли до аэродрома, как увидели отца. Он, широко шагая, шел навстречу. Высокая трава до пояса скрывала его. Отец в привычной кожаной куртке на «молниях», в синих брюках. Специальный высотный костюм он снимает на аэродроме. Ветер треплет светлые волосы; фуражку отец держит в руке. Я издали вижу — он улыбается. Значит, полет был удачным. Но почему отец идет этой тропинкой? Обычно он возвращается на «газике» по шоссейной дороге. Случалось, я приходил на аэродром, а отец уже был дома.

Мать хмурит черные брови, хочет казаться серьезной, но губы помимо воли складываются в улыбку.

— И как ты догадался пойти нам навстречу? — спрашивает она.

— Я вас сверху увидел... — смеется отец.

Я с восхищением смотрю на него: отец только что был там, куда ни одна птица не залетает. Не каждому человеку доводится увидеть сверху, что земля действительно круглая.

На лбу отца красная полоска — след от герметического шлема. Лицо порозовело, глаза смеются. Я люблю, когда он такой. И мама любит. Впрочем, отец гораздо чаще бывает веселый, чем сердитый.

— Что сегодня делал мой сын? — спрашивает он.