Трудная година - страница 33
— Юрка взорвал поезд, а Казик наделал шуму на электростанции. Старик зашел в кочегарку, там у него знакомые, вот они и загуляли... К ним сбежались все, а Казик тем временем и ахнул... Трансформаторной будки словно и не было. Теперь у немчуры — потемки!
— Где наши?
— Все хорошо, Верочка. Старика задержали в кочегарке, но они там врут, что видели подозрительных людей и подняли тревогу... Если бы ты видела Трусевича! Белый-белый, как полотно... Старик отбрешется. Он же «добросовестно» работал, и за него Трусевич. Беги, Верочка, к командиру!
Она так и сказала — к командиру.
VII
Здесь, в Крушинске, почти каждый слыхал о партизанах. Слухи об их действиях докатывались до города, как эхо в горах, усиленные резонансом толков и пересказов. Любая операция против немцев становилась широко известной — поговаривали даже, что партизанская армия вот-вот ворвется в город. Словом, правда, будто снежный ком, обрастала легендами,— и в этом сказывалось стремление народа хоть преувеличением силы фактов повлиять на тех, кто пошатнулся, сделал хоть один неверный шаг.
Игнат Кравченко очень хорошо знал, где в этих слухах о партизинской войне правда, а где выдумка. Обычно сдержанный и молчаливый, он теперь радовался и правде, и преувеличениям, усматривая и в них нечто полезное. Диверсию он расценивал, как салют города партизанам: пусть знают, что и здесь есть люди, которые действуют. Кравченно понимал, что рано или поздно должны установиться и непосредственные связи между подпольщиками и партизанами. Самостоятельная «добавка» к взрыву поезда с оборудованием, на что решилась семья старого рабочего сначала немного обеспокоила Кравченко. Он опасался, что люди с горячими головами могут невольно повредить делу. Организацию побега из лагеря, когда выяснилось, как все произошло, он оцепил положительно. Однако оба эти события ставили перед ним новую неотложную задачу: крепче объединить тех людей, которые уже на деле показали свою ненависть к захватчикам, и подчинить их деятельность единому, целенаправленному руководству.
Кадровый командир, он и в армии, и в комсомоле, а позже в рядах партии воспитал в себе это стремление в каждом процессе выделять главное, основное, а потом и направлять это главное, основное с таким расчетом, чтобы извлечь как можно больше пользы для Родины и народа. По убеждению Кравченко, сейчас надо было сделать так, чтобы шеренга бойцов почувствовала присутствие командира, услышала его голос. Но сперва следовало выяснить, какое впечатление произвели недавние события на врага и не напал ли он на след отважных. Говоря иными словами — подождать, чем ответят захватчики.
И они ответили. Даже быстрее, чем ожидали. По быстроте реакции можно было судить, что не так страшен черт, как его малюют, и что контрударом немцы рассчитывают восстановить свою репутацию сильных и непобедимых.
Вместе с тем стало ясно, что на след отважных «собаки» не напали.
Доказательство было очевидным, хотя и тяжелым.
Через два дня после событий па электростанции и на железнодорожном переезде Нина верпулась домой с новостью. Вера готовила ужин — картофельный суп, заправленный беконом, который Нина принесла из ресторана. Разговор с Игнатом как-то не клеился. Тот сидел за шахматной доской и ломал голову над какой-то задачей. Скрученная цигарка лежала на столе, однако Игнат не дотрагивался до нее — табака не хватало, и он экономил. Цигарка была как бы на десерт к ужину. Нина позвала Веру и, когда та зашла в столовую, сообщила:
— Объявлено, что завтра на Советской улице будет повешена партизанка. На улицу попасть невозможно, люди говорят, что там ставят виселицу.
— Кто же она?
— Я встретилась со всеми, с кем только можно было... Наши, кажется, все на местах. Ваську не довелось повидать, он был в наряде... Они охраняют подвал.,. Там, где был лагерь... Боятся, как бы опять кто не убежал... А я думаю, что там и убегать-то больше некому...
— Психическая атака,— сказал Кравченко, собирая в кучу шахматные фигуры.— Если все будет идти так, как шло до сих пор, завтра узнаем, кто эта несчастная.