Трудная полоса - страница 14
— Если ты так уж хочешь жить с нами — возвращайся в Новоуральск.— Мне вдруг страшно захотелось, чтобы он сейчас согласился, и все решилось бы легко и безболезненно. Пусть мучиться — но с ним.
— Что ты, Неточка! Новоуральск? — его удивление безмерно.— Ты шутишь, конечно. Смешно вспомнить — Новоуральск!
Обидно. Мне — не смешно.
— Почему ты до сих пор не подаешь на развод? Или ждешь, пока это сделаю я?
Он глядит на меня почти ласково и говорит, точно жалеючи:
— Я зову тебя вернуться, а ты — о разводе! Ах, Нетка, Нетка! Ничему не научила тебя жизнь! Какая ты правильная, смотреть стыдно.
Даже сказанные незло, его слова бьют, точно плеть. Зачем я пришла сюда? Почему сижу и слушаю его?
Павел трет рукой лоб, наверное, для него разговор тоже нелегок.
— Нельзя жить так, как живешь ты,— он начинает почти тихо.— Семья, ребенок, завод — ты скована тысячью цепей. Ты — раба обстоятельств. Ты даже своей любимой наукой не можешь заниматься. Я предлагаю тебе свободу духа — жить здесь, в большом городе, жить свободно, раскованно, так, как живу я. Я читаю книги, гляди, — он делает плавный жест рукой в сторону стеллажей, его гордости. —Хожу в театры, смотрю уникальные фильмы, которые ты никогда не увидишь в своей глухомани. У меня тьма друзей.
— Собутыльников.
— Нет, Нетка,— друзей, с которыми мы бродим по лесам, спорим, поем песни... Ты хотела бы жить так? — Павел поет гимн себе.
Мне становится грустно. И на этого-то человека я молилась?
— Твоя жизнь приятна, допустим. Но во имя чего, она? Как ты можешь быть счастлив, зная, что болеет твой ребенок? Ладно, оставим в покое Сергея. Но существует еще тьма обязанностей, с которыми нельзя не считаться. Вот ты говоришь: семья, ребенок, завод — цепи. Может быть. Но в них и смысл жизни, и счастье. Ты живешь ради себя — только. Вся твоя свобода духа оборачивается элементарнейшим эгоизмом. Все, что ты делаешь, даже по службе,— ты делаешь для себя, для своей славы. Ты работал в газете, но кому, чем ты помог? Твое хваленое «свободолюбие» принесло несчастье нам с Сергеем. Может быть, ты сделал что-нибудь доброе для других людей? Что? Для кого?
— Не знаю, не думал об этом.
Павел отмахивается от моего монолога, как от надоедливой мухи. Но я не хочу сдаваться. Цепи. Мои цепи. Я могла бы уехать из Новоуральска, но не имею права этого сделать. Как нормальный человек не может убить или украсть.
Павел плюет на все цепи, и он несчастлив, как бы ни хорохорился.
— Паша, мне пора на поезд.
— Я провожу тебя.
— Не надо.
Вот и все. Обошлось без поцелуев. Боже мой, как пусто, как пусто!
IX
Странно, пока я покупала источник и потом разыскивала Павла, мир был другим, стояла такая прекрасная погода, ликующий, светлый закат — или так только казалось мне? Теперь же низкие тяжелые тучи обложили небо, они давят, давят на меня, как воспоминания. Скорее бы дождь — было бы легче. Но дождя все нет, пыль лижет лицо, ветер пронизывает меня насквозь, через тонкий плащ — в кости, прямо в кости. Все серое: тучи и дома, стандартные, унылые, стоящие далеко друг от друга, образующие, если приглядеться, гигантский коридор. И куда это я забрела? Словно впервые тут, а тем не менее знаю, что сто раз бывала в этом районе, только днем. Выглянула луна, и стало совсем жутко. Прохожих не видно, не шумят машины, я иду словно по городу мертвых. Только луна медленно и равнодушно качается между стенками унылого коридора, между мрачными, безглазыми домами. Ну и занесло меня! Местечко — что у Гоголя! Скорее к вокзалу, к людям!
Пятно от сегодняшнего дня не снять, не отстирать, как рыбий жир на старых рубашках сына. Сереженька, Сереженька, утешение мое! Сын весь в отца, очень впечатлительный и возбудимый ребенок. Впрочем, душа Павла давно очерствела: предательство мстит за себя. Сережка мой никогда таким не будет. Мысли о Сереже всегда успокаивают, придают силы.
Я шла теперь у самого вокзала, в толпе людей. Даже не шла, а меня несло, как щепку весенний ручей,— и это было хорошо. Хорошо уже, что я вырвалась из плена тех унылых, словно неземных каких-то домов, вернулась к людям. Нет, жизнь не остановилась, кругом суетятся, спешат, волнуются...