Трудная полоса - страница 23

— Светлова, вы идете пока впереди. Однако Лобанова вам на пятки наступает. Поднажмите, немного осталось!

Голос мягкий, приятный, такая в нем доброжелательность — Катя не могла не оглянуться. Не успела понять, остановить неизбежное, как обожгло что-то и в груди захолонулось... Судьба?! А ему как будто ничего, шутить начал:

— И во лбу звезда горит! — Она не могла ответить, язык как присох, только вытерла рукавом «звезду» и продолжала работать... Он постоял еще, постоял, ничего не говорил больше, потом вышел тихонько...

А через час, когда на шею Кате вешали ленту победителя, а Галка стояла рядом и смотрела чуть обиженно (она на занятиях получала отметки получше Кати, да и работала не хуже, а поди ж ты),— тот человек подошел и под аплодисменты поцеловал ее. Оказалось, это представитель треста, и Кате за этим официальным поцелуем открывался новый и притягательный мир, но входить туда надо было одной, без верных подруг Веры и Гали. Он был молод и похож на тот образ, который давно Катя нарисовала в своем воображении — высокий, светлоглазый, с мягкими волосами и жестким рисунком губ, такое странное сочетание мягкости и суровости... А после турнира они отмечали в общежитии Катину победу — и Ваня тоже был с ними... Он уже тогда звал ее замуж, но она только смеялась...

— Ничего, я подожду,— говорил Иван. Ждет до сих пор.

А в тот вечер в комнату общежития постучался Степан Иннокентьевич, и Катя ушла с ним — гулять по городу, оставив всю свою компанию верных друзей. Обидев их. А не уйти не могла... И вот теперь Степан здесь, в городе — и не пришел! Может, сегодня появится?

Катя приехала домой из города за полночь, с последним автобусом. Мама уже спала, и Катя тихонько прошла в комнату, чтоб не разбудить ее. Без сил, усталая (после работы еще начали ремонт клуба) — упала, провалилась... И сегодня не пришел — последняя мысль...

Утром соскочила чуть свет, боялась, что опоздает на работу — на клуб...

— Поспи еще, дочка.— Мать, как всегда, на ногах, уж и скотине корму задала, и корову подоила, и завтрак на столе.

— Спи, суббота ведь!

— Сама знаю, — вдруг резко сказала Катя, — я ухожу на работу!

Мать отвечала в тон ей:

— Опять субботник, что ли? Опять бесплатно пойдешь вкалывать, свет моя комсомолочка?

— Нет, деньги зарабатывать! И что ты с утра на меня напустилась!

— Но ведь это ты шумишь! Пропадаешь невесть где! Ждала тебя, ждала вчера, испереживалась вся! Ты уж говори, если у тебя вечеринки какие, христом-богом прошу! И Иван чем тебе нехорош? Вчера опять

заходил, сидел. На парне уж лица не осталось! А она все нос воротит. Зарабатывает человек прилично, добрый, хороший. Какого рожна тебе еще надо!

— Никакого рожна не надо. Сама разберусь, кто нужен, а кто — нет. И на вечеринки не хожу, сама знаешь. А вчера мы работали допоздна, в двойном размере получим. И сейчас туда ухожу, тебе же все денег не хватает!

Катя думала только о Степане, понимала, что обижает мать, грубо говорит, но не могла остановиться. Но мать сменила тон, почувствовала, видно, что стряслось опять неладное с ее непутевой дочкой.

— Уж не Степан ли в городе, не узнаю тебя, Катерина?

— В городе, в городе, да не видела я его вовсе...

— Брось, не расстраивайся, моя золотая. Не стоит он волоска твоего... Такая ты у меня красавица уродилась, а надо же, счастья нет. Иван хороший парень, по мне, так лучшего зятя и не надо...

Мать вытерла слезы уголком платочка и повернулась к печи. Ссора, которая медленно разгоралась, так же медленно и стихла. Дочка позавтракала и ушла, а мать сидела, подперев рукой щеку. Изменилась Катюша в последнее время. Сначала как обезумела: «Степан, Степан», больше ничего от нее не услышишь... Кричи не кричи, плачь, мать, не плачь, а дочь стоит на своем: «Люблю его!» И глаза с сумасшедшинкой. Потом потемнела как-то, сникла вся, молча сносила материнские укоры. А сегодня опять вся нервная, дерганая, слова доброго не скажет.

Понедельник начался с ЧП. Двое девчат не явились на работу. Катя вспомнила, как вчера, растягивая слова, выговорила Вера:

— И как утром на работу идти, силушек моих нет.