Трудная полоса - страница 35

Вечерело. Арсений зарядил ружье, зажег сигарету и, закинув за спину вещички, размеренно зашагал туда, где вспыхнул огонь маяка. Он шел уже не летящим шагом, с пятки до кончиков пальцев, а всей ступней крепко ступая на землю, неторопливо и уверенно.

Арсений отворил калитку. Из завозни выглянула женщина, пытаясь разглядеть, кто пришел. Люди не часто посещают дом смотрителя маяка.

— Здравствуйте, добрый человек, гостем будете...

— Здравствуйте,— поклонился старпом,— бог в помощь. Женщина молчала, продолжая глядеть в его сторону.

— Варвара Тимофеевна! Неужто не узнаете? Арсений я, помните, недели две жил у вас позапрошлым летом...

— Арсений Никитич! Не признала сослепу! Богатому быть! Проходи, голубчик, не стой во дворе. Мы со стариком уж гадали, не приедешь ли нынче? Хозяин наверху теперь. Скоро спустится...

Арсений поднялся на высокое, дочиста выскобленное крыльцо, в сумерках светящееся своей белизной. Миновав холодные темные сени — в полосе света мелькнули какие-то бочки и бутыли с брусникой,— попал в кухоньку. Пахло грибницей и еще чем-то очень вкусным.

— Где в болото-то угодил?

Варвара Тимофеевна хлопотала вокруг гостя. Арсений снял сапоги, носки были волглые — он повесил их сушиться к печке. Смотрел на огонь, протянув поближе к теплу большие босые ноги. Ни о чем не думалось, было просто хорошо. Потом поднял с пола ружье и отделил приклад и цевье от стволов. Чистил неспешно, глядел внутрь стволов, и все ярче светились зеркальные кольца, вбирая в себя блеск огня.

— Бают, в нашем доме дорогой гость!

Такой раскатистый, хрипловатый голос бывает только у очень крупных, высоких людей. Арсений поднялся и пожал руку Ивану Ивановичу. Маячник почти не постарел, разве что загар стал еще глубже, темнее и резче морщины на скулах и лбу. В комнате будто пахнуло морем, стены раздвинулись...

— Вот и опять я в ваши края попал... Не хотел стрелять, да не выдержал. Селезень. Возьмите на жаркое.— Арсений достал из рюкзака птицу, мелькнула иссиня-зеленая кайма крыльев. Выложил старикам и подарки: платок — Варваре Тимофеевне, коробку сигар — Ивану Ивановичу.

— Да зачем, Арсений Никитич, тратился, да тащил еще...

Хозяйка укоризненно покачала головой, но видно было — тронута до слез.

— Мне все равно нужно было ехать сюда, так что принимайте, — рассмеялся Арсений. Легко и спокойно чувствовал он себя в этом доме. Хозяева ни о чем не расспрашивали гостя — из деликатности, свойственной жителям северных деревень. Арсений понимал, что это — вовсе не равнодушие, он знал обычаи поморов — и сам рассказал историю, которая привела его на остров.

Оказалось, старики знали и любили Катю Климушину, бывала она у них нередко...

— И лицом бела, и с очей весела наша Катенька. Да жаль, сиротинка она! Ах, кабы и вправду отец родной...

— Иван Иванович, Варвара Тимофеевна, а не говорила ли Катя, откуда она родом? Это очень важно! Припомните...

— Лешак тебя возьми, и не упомню... Старуха, нуть-ка...

— Как будто ленинградская она...

Арсений даже сам заволновался от этого разговора.

— Тогда это верно дочка...

— Ах, кабы так, то-то Катенька зарадуется.— Варвара Тимофеевна вытерла слезы уголком платка.

Впервые Арсений почувствовал, что ему и в самом деле хочется найти эту девушку. Такое вдруг истовое желание... Он наслаждался горячим дымящимся чаем со смородиновым листом, брусничником и молчал...

Его отвели в отдельную комнату. Незаметно задремал он, но глубокой ночью, в час своей вахты, проснулся. Так бывало с ним в начале отпуска. Вот и теперь лежал Арсений в темноте, приглядываясь к теням простых и добротных вещей, и улыбался — море было рядом. Он слышал сквозь тишину деревянного дома его шелест. Будто в своей каюте, только что не качает. И, как в родном экипаже, он уверен в людях рядом.

Он не жалел уже, что согласился на эту поездку.

Скоро снова забылся. А когда утром открыл глаза, отчетливо представлял лицо Кати, как увидел его во сне. Только удержать его в памяти было невозможно...

После завтрака Иван Иванович пошел наверх, на маяк. Арсений отправился с ним. Головокружительный подъем по темным крутым лестничкам, и вот узкая застекленная галерея вокруг зеркального стержня — это и есть собственно маяк.