Трудная полоса - страница 4

— Валя, нельзя ли помолчать немного? — я говорю довольно резко.

— Извините, — красивые Валины глаза стали грустными, она торопливо спрятала что-то блестящее — пилочку, наверное, для ногтей, и уткнулась носом в бумаги. Я ловлю на себе время от времени ее сочувствующий взгляд. Еще не хватало, чтобы она жалела меня. Но меня и в самом деле бесят эти лучики света, раздражает ее улыбка. Сама понимаю, что несправедлива, мне уже хочется как-то сгладить неловкость. Но как же переступить через свою гордость?

— Валя, если кто позвонит, через полчаса буду... Иду к экономистам, надо попросить их рассчитать

эффект двух предложений.

В цехе здороваюсь направо-налево, меня подзывают, советуются. На некоторое время снова становится хорошо. Не помани меня в юности другая жизнь, другие горизонты, как знать, была бы вполне довольна и этим. Иногда мне начинает казаться, что работа в БРИЗе и есть мое место, а все мечты — так, миф, и не было никогда в СНТО блестящих докладов студентки Ани Воронцовой, и не мне предлагали остаться в аспирантуре, и не будет никогда в Новоуральске гамма-дефектоскопической лаборатории...

— Анна Кирилловна! — раздается справа зычный голос. Ко мне подходит Герман Борисович, начальник цеха.

— Анна Кирилловна, не зайдете ли к нам? Тут одна прелюбопытнейшая задумка есть...

— Непременно, но завтра с утра, хорошо? — я улыбнулась и пошла дальше, но Герман Борисович остановил меня.

— А вы знаете, мы вчера до одиннадцати вечера в цехе сидели, запарка вышла. Вот и пришла гениальная идея...— Он не удивил меня: в цехе и рабочие, и руководители работают с перегрузками, особенно в конце месяца.— Аварийные заказы с пускового цеха да четыре рукояти с экскаваторов сразу полетели.

— А есть ли среди них такие, которые мы недавно ремонтировали? — я насторожилась. Разговор становился для меня интересным, и весьма.

— Да, представьте, две совсем недавно отсылали на карьер.

— Что и требовалось доказать, Герман Борисович! Наши сварщики работают вслепую. Дело не только в том, что вы им дипломов не можете выдать, пока не просветите контрольные швы. Они не могут совершенствоваться в своей работе, вот и идет брак,— я села на любимого конька.

Начальник цеха усмехнулся:

— Так-то оно так, но ведь вы своими лучами без ножа нас зарежете, все забракуете, завод остановите...— он засмеялся и поторопился перевести разговор в другое русло: — Да тут у нас еще из Гостехнадзора приехали, с ними механик треста, жучат со всех сторон... И вы туда же...

Расстроилась я от его слов: если уж Герман Борисович, понимающий, смелый инженер, настроен так скептически, то плохи мои дела. Ужасно бессмысленно теряется квалификация!..

Внизу, в цехе, и в комнате экономистов прохладно, но когда я вернулась в отдел и села за свой стол у окна, солнце пекло нещадно. Его тепло не вызывало радости, мне было грустно, словно этот свет — не для меня.

— Анна Кирилловна, совсем забыла, вам звонили от Ростислава Гордеевича, вызывают туда на двенадцать.

— Спасибо, Валюша,— говорю как можно мягче, чтобы сгладить впечатление от утренней своей резкости.

Надо пойти к механику, наверное, что-нибудь по техсовету...

Наш механик сидел за своим столом, а в кресле напротив — сухощавый человек с добрым и усталым лицом.

— Проходите, Анна Кирилловна,— голос у Ростислава Гордеевича глуше обычного.— А вот и наша Воронцова, Анна Кирилловна, познакомьтесь — Сергей Петрович Фоменко, представитель треста.

Я пожала руку Фоменко, присела у стола, пока не понимая еще, зачем же меня пригласили. От волнения на листке бумаги черчу крестики, треугольники.

— Наслышан о вас. Ростислав Гордеевич тут целый час вам дифирамбы пел. Но прежде расскажите нам о работе БРИЗа.

Дифирамбы? Что бы это могло значить? Когда-то именно Ростислав Гордеевич уговорил меня приехать в Новоуральск — заведовать будущей лабораторией. По проекту она должна разместиться в здании заводоуправления. Но строительство корпуса законсервировали, и о лаборатории почти все забыли. Но Ростислав Гордеевич остался моим сторонником и союзником и пользовался любым случаем, чтобы доказать необходимость организации лаборатории, пусть временно, в другом месте. Неужели предстоит разговор о лаборатории? Я подтянулась вся при одной этой мысли — во всяком случае, я не выйду из кабинета, пока не выложу товарищу из треста все свои беды. А пока — рационализация... Хоть и не готовилась специально, но отрапортовала быстро.