Трудности перевода. Воспоминания - страница 15
Для меня сложилась уникальная ситуация, когда для появления практически в любой программе американского телевидения по международным делам требовалось только одно — моё желание. Этим было грех не воспользоваться — ведь надо же нести «слово правды» в американскую аудиторию.
Любил программу Crossfire («Перекрёстный огонь») на CNN, одним из двух ведущих которой (с разных сторон политического спектра) был оракул американских консерваторов Роберт Новак. Особенно позабавила передача, где мы пустились в спор о довольно сложных материях ограничения вооружений (количество боеголовок и т. д.). Новак был, конечно, сведущ. Но я-то, профессионально занимаясь этой темой, знал её всё-таки лучше. По глазам Новака видел: он понимает, что я вожу его за нос, но не может ухватить — на чём. Когда я вставал со своего места по окончании дискуссии, Новак пробурчал: «Очень хорошо, господин Чуркин». В американских газетах появилась карикатура: «Борьба гримасы и ухмылки (grimace versus grin) на телевидении».
Несколько раз был у ставшего практически культовым си-эн-эновского мастера интервью Лари Кинга, который, помимо прочего, отличался «острым глазом». Заметив перед началом передачи на моём запястье необычные часы, Кинг сказал: «Давай покажем крупным планом». «Разве можно?» — засомневался я. (В Америке строгие правила по части рекламы.)
Кинг безразлично махнул рукой, и вместо заставки на экране появились часы «Таймекс» с перекрещенными флагами СССР и США на циферблате. (Подарок организаторов встречи советской и американской молодёжи в Арканзасе, на которой я представлял посольство.)
То же самое проделали и на популярном воскресном политическом ток-шоу «Лицом к нации», где на часы обратил внимание один из ведущих — Сэм Дональдсон. Не знаю, кто от всего этого больше выиграл — советско-американские отношения или производители скромной «часовой продукции».
В другой раз, бросив взгляд на мой костюм, Кинг поинтересовался: «Брукс Бразерс?» В то время к этому одному из самых дорогих мужских магазинов мне страшно было даже подходить, и я неопределённо повёл головой.
Через некоторое время Кинг упомянул меня в колонке, которую он вёл тогда в газете USA Today, охарактеризовав как советского дипломата, одевающегося в лучших американских магазинах. Легенда жила своей жизнью.
Бывали и малоприятные сюрпризы. Удивил маститый Джон Маклоглин. Моё интервью ему на одном из телеканалов несколько раз прерывалось рекламой. Каждый раз он говорил: когда «вернёмся» (то есть когда закончится реклама), задам такой-то вопрос — и каждый раз поднимал совсем другую тему, видимо, стараясь «сбить» собеседника.
Мой принцип был прост — старался не отказывать никому. С появлением новых технических средств ко мне обратилась компания, которая организовывала «включения» в новостные передачи провинциальных американских телестанций. Сидя в студии неподалёку от посольства, можно было за два часа дать 12-14 интервью. Вопросы часто повторялись. Подмывало каждый раз ответить совершенно по-разному.
Настоящим испытанием стало приглашение CBS в новостную программу 1 января в 7 утра. Кроме меня и ведущего интереса к ней, по-моему, никто не проявил.
На «телевизионной волне» ко мне обратился издатель из Бостона с предложением опубликовать в Америке книгу. Посол дал разрешение, и мы подписали контракт. К сожалению, он не накладывал на меня жёстких обязательств. За разными хлопотами к работе над книгой я так и не приступил, хотя половина текста была уже готова: в основу легли транскрипты моих телевыступлений.
Как же я удивился, когда издатель прислал мне рекламный проспект своего издательства, на первой странице его красовалась обложка «моей книги» с заголовком («Разговаривая с американцами») и даже немалой по тем временам ценой — $19.95! Надеюсь, я не очень подвёл этого хорошего человека.
Тем временем моя командировка в Вашингтон подходила к концу. Получивший весной 1986 года назначение секретарём ЦК КПСС Добрынин покинул Соединённые Штаты и вскоре пригласил меня на работу в Международный отдел ЦК КПСС. Новый посол Юрий Владимирович Дубинин задержал меня на год, повысив, правда, до должности первого секретаря. Но время текло, и в мае 1987 года я вернулся в Москву.