Трудности перевода. Воспоминания - страница 8

Когда переговоры подошли к такой стадии, на которой предложения сторон можно было попытаться свести в единый текст проекта договора, создали редакционную рабочую группу, заседавшую дважды в неделю. С советской стороны её вели Карпов и один из ключевых советников делегации Виктор Васильевич Смолин — человек-компьютер, в его памяти, казалось, хранились все формулировки, нюансы и казусы переговоров по стратегическим вооружениям.

Работа была сложной, ставки слишком высоки. Длительные споры велись не только по принципиальным проблемам, но и, казалось бы, по второстепенным вопросам. Когда настало время вырабатывать определения стратегических наступательных вооружений, американцы сказали, на первый взгляд, очевидную вещь — определения должны даваться в единственном числе. Что вызвало категорическое возражение в советской делегации. «Почему же? — похоже, искренне удивились американцы. — Ведь, например, бомбардировщики наверняка будут считать по одному». — «А может быть пятёрками», — возразил Карпов. После длительных препирательств наша взяла.

Семёнов предпочитал вести официальные беседы, минимально отрываясь от бумаги, и нисколько не стеснялся этого. «Главное — дело говорить», — не без резона отмечал он. В порядке «разъяснения» он мог дословно вторично зачитать собеседнику уже произнесённый пассаж (позже я где-то прочитал, что таким же методом в своё время пользовался Молотов). Текстовки для бесед Семёнова (так называемые «половинки»), как и тексты официальных заявлений, готовили «речеписцы», главным из которых был Алексей Александрович Обухов, впоследствии заместитель Министра иностранных дел СССР. По роду своего занятия Обухов почти никогда сам не выступал на заседаниях. Когда же однажды он появился на заседании Рабочей группы и взял слово, было любопытно слышать, как устами Обухова говорит Семёнов — точнее, конечно же, Семёнов пользовался лексикой Обухова.

Семёнов был сложным человеком, реакцию которого на те или иные слова и поступки трудно предугадать. Тем более безрассудным оказался спор, в который я по молодости однажды ввязался с главой делегации. Случилось это уже при американском президенте Картере, когда делегацию Соединённых Штатов возглавили Пол Уорнке, который, будучи ещё и руководителем Агентства по контролю над вооружениями, лишь эпизодически наезжал в Женеву, и Ральф Эрл. Так вот, Эрл в одной из бесед с Семёновым, пытаясь популярно довести до собеседника какую-то мысль, связанную с межконтинентальными баллистическими ракетами, использовал слово «handle». Пересказывая затем беседу на совещании нашей делегации, я использовал слово «ручка». Члены делегации, включая Семёнова, посмеялись надо мной. «Какая ручка, уж, наверное, как минимум, рукоятка». Не знаю, есть ли на баллистических ракетах рукоятки, но, задиктовывая потом запись беседы, я сделал примечание, где доказывал оправданность моего варианта перевода. Конечно, это мальчишество. Я вполне мог поплатиться своим местом переводчика делегации, что было бы тем более обидно; к тому времени я уже получил ранг эксперта, дававший 15-процентную надбавку к суточным. Однако реакция Семёнова оказалась действительно неожиданной — он стал приглашать меня на совещания делегаций, даже с правом иногда высказаться. Не думаю, что это внесло большой вклад в работу делегации, но для меня опыт многочасового сидения на совещаниях, где порой разгорались довольно сложные споры по запутанным материям ограничения стратегических наступательных вооружений, были не бесполезными.

Переговоры порой выглядели как окопная война: их сессии становились всё длиннее, а итоги всё менее содержательными. Принципом советской делегации было никогда не предлагать самим перерыв в переговорах, демонстрируя постоянную готовность работать. Но когда это делали американцы, все несказанно радовались. Предстояла хотя и не длительная, но поездка домой. Особенность работы состояла в том, что жён имели право привозить с собой только члены официальной делегации. Остальным это почему-то запрещалось, несмотря на почти круглогодичное сидение в Женеве. В один из кратких межсессионных перерывов мне каким-то чудом удалось познакомиться с моей будущей женой Ириной, и летом 1977 года Семёнов разрешил во время переговорной сессии на десять дней отъехать в Москву для того, чтобы жениться. По счастью, в конце того же года, после долгих тяжб с соответствующими инстанциями, согласие на приезд жён в Женеву (конечно, за свой счёт) было всё-таки получено.