Турецкие сказки - страница 3

Сказка — древнейшая форма словесного творчества всегда была самым популярным, самым демократическим видом искусства и по сей день доставляет человеку огромное эстетическое наслаждение.

Поистине бездонная сказочная сокровищница народов Востока стала доступна нашему читателю, и каждый год мы открываем все новые и новые страницы сборников сказок самых различных стран Азии и Африки. Такие книги, как «Сказки 1001 ночи», «Сказки попугая», «Двадцать пять рассказов Веталы» и другие, давно покорили читателей богатством вымысла, красотой и оригинальностью образов, занимательностью фабулы, «буйной силой цветистой фантазии народов Востока — арабов, персов, индусов. Это словесное тканье родилось в глубокой древности; разноцветные нити его простерлись по всей земле, покрыв ее словесным ковром изумительной красоты»[8].

Среди литературных памятников древности турецкие народные сказки в силу своего происхождения занимают, пожалуй, особое место.

Масаллар — «сказки старой бабушки» — родились в среде неграмотных крестьян. В них больше чем где-либо сохранились чистота народного мировоззрения, чаяния и идеалы простого народа, убежденность в равенстве людей, вера в победу справедливости, в неограниченные возможности для человека из народа.

Эти сказки, записанные непосредственно от народа-создателя, не подвергались вековой литературной обработке, как это было в индийских, персидских, арабских сказках, когда, собранные в так называемые «сказочные сборники», они неоднократно переписывались и обрабатывались, вбирая в себя все новые и новые религиозные, кастовые, классовые идеи той среды, где они бытовали.

Сказки, вошедшие в этот новый сборник, по преимуществу волшебные, бытовых сказок представлено мало. Однако такое разделение довольно условно. Как справедливо утверждает Н.К. Дмитриев в своей статье к сборнику 1939 года, «едва ли можно найти такую сказку, которая безоговорочно подходила бы или под рубрику волшебных, или под рубрику бытовых: речь может идти только об относительном преобладании того или иного элемента»[9], фантастического или реалистического, поскольку в сказке всегда тесно переплетаются фантастика вымысла и реальная действительность жизни.

В турецких волшебных сказках, в отличие от бытовых, социальные мотивы не получают яркого выражения. Волшебные, фантастические силы, придавая сказке особый колорит, порой заслоняют ее социальную справедливость, мечту о лучшей доле для бедняка. Счастливый конец всегда выражает гуманистический оптимизм народа.

Герой волшебной сказки — чаще всего обездоленный: крестьянский сын, бедняк, младший брат, сирота, пасынок. Иногда его изображают «дурачком», «плешивым», «безбородым». Его презирают за то, что он ленив, простоват, плохо одет. Однако он всегда совершает героические подвиги, получает поддержку волшебных сил и «достигает своих желаний».

В турецких народных сказках наряду с волшебными силами — дэвами-великанами, драконами, джиннами и пери, злыми и добрыми духами, со всеми их волшебными атрибутами — живет настоящий, реальный мир — мир средневековой Турции. И если волшебный мир удивительно похож на сказочный мир индийских, персидских и арабских сказок, то реальный — только турецкий и никакой другой. И правда, куда бы сказка ни переносила своего героя: в далекий Чин — Китай, в жаркую Индию, в пустынный Арабистан, на фантастическую гору Каф — все равно перед нами будут города и деревни Анатолии, горные пастбища — вечнозеленые яйла и анатолийские степи, снежные вершины Тавра и ущелья Понтийских гор, поросших лесом и кустарником, солнечные берега Черного, Мраморного и Средиземного морей.

Обитатели реального мира — падишахи и везиры, беи и эфенди, кади и имамы, купцы и ремесленники, врачи и знахари, пастухи и дровосеки, рыбаки и просто крестьяне — ведь это турецкий народ, все население старой султанской империи. В реальном мире сказки действуют люди разных социальных групп, от шаха и его везира до бездомного нищего.

Турецкая сказка скептически относится к правителям — падишахам, предоставляя им заниматься в основном семейными делами, заботиться о продолжении своего рода и наводить порядки во дворце. Сказка едко высмеивает многочисленных придворных тунеядцев — шахских прихлебателей, она безжалостно осуждает жадность богатых купцов, показное благочестие имамов, корыстолюбие судей — кади, невежество хекимов и звездочетов.