Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг. - страница 12

Полагаем, что названные обстоятельства придали русско-турецкому взаимодействию в рассматриваемой сфере следующие характерные черты.

а) Соотношение данных, представленных в Таблице 3, во многом обусловило ведущую роль Оттоманской империи в ее связях с Россией. Стамбул несравненно чаще выступал с различными инициативами, направленными на взаимное решение гуманитарных проблем военнопленных, либо одновременно всех, либо отдельных их категорий. В то же время он относительно редко поднимал вопросы, касающиеся конкретных лиц.

Российская сторона, в свою очередь, относилась к сотрудничеству с Турцией, в целом, довольно пассивно, поскольку ее основное внимание было приковано к положению соотечественников в Австро-Венгрии и Германии. Вместе с тем, Петроград, как правило, не уклонялся от турецких инициатив и отличался большей активностью там, где речь заходила о персональном обмене отдельными пленниками.

Таблица 3

Количество военнослужащих противника, взаимно плененных Россией и Центральными державами в 1914–1917 гг.[35]

б) В отличие от всех других стран-участниц войны, Россия и Турция практически не прибегали к взаимным репрессиям в отношении пленных. Первая — в силу отмеченной выше пассивности и нежелания способствовать дальнейшему росту напряженности в межгосударственных отношениях. Вторая — из-за обоснованного опасения применения ответных репрессий к несравненно большему числу ее подданных, находившихся во власти другой стороны. В какой-то мере отказ от репрессий затруднял Петрограду и Стамбулу защиту прав своих соотечественников. Вместе с тем он же избавил:

— власти обеих империй от «необходимости» создавать для пленных противника лагеря с «особым режимом содержания», переводить его офицеров на солдатское положение, лишать пленников права переписки с родиной, а равно иным образом унижать «честных защитников своего отечества»;

— подданных обеих империй от необходимости собственным унижением расплачиваться за ошибки и недоработки родных правительств, приказы которых они, по мере сил, выполняли вплоть до момента своего пленения.

в) Отношения между властями России и Турции несли на себе отпечаток взаимного недоверия и подозрительности, возможно, несколько чрезмерных даже в условиях войны. Причем и то, и другое, отчасти, нашло отражение и в новейшей исторической литературе. Так, Ю. Яныкдаг, ссылаясь на мнения современников, утверждает, что российская администрация расхищала денежные средства, направляемые Портой для турецких военнопленных[36]. В России о турецкой администрации думали ничуть не лучше. Например, в феврале 1916 г., при обсуждении вопроса о пересылке денежных переводов русским пленным в Турции через посольство США[37], Центральное справочное бюро о военнопленных (ЦСБ) в Петрограде писало в МИД буквально следующее: «едва ли возможно иметь твердую уверенность в том, что пересылаемые деньги действительно будут вручены турецкими властями адресатам»[38]. Вместе с тем, надо признать, что, получив несколько месяцев спустя из Стамбула два т. н. «денежных письма»[39], изначально адресованных русским пленным в Турции, но возвращенных отправителям «за смертью адресатов», ЦСБ хотя и расценило это как «факт случайного характера», но, тем не менее, придало его широкой огласке[40].

Полагаем, что по причине тех же недоверия и подозрительности сторонам крайне редко удавалось довести до конца переговоры о персональном обмене пленными. Так, вопрос об обмене двух военных врачей (русского — В. А. Алешина и турецкого — Гассана Джавид бей бин Мухаррем Касима) обсуждался более года (с января 1915 г. по апрель 1916 г.), а его реализацию, несмотря на участие в ней дипломатов нейтральных держав, стороны обставили такими гарантиями, что на их согласование ушло еще около 10 мес., в результате чего обмен состоялся лишь в феврале 1917 г.