Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг. - страница 13

г) При решении отдельных вопросов Петроград и Стамбул порой демонстрировали формализм, недостаточную компетентность и даже нежелание вникать в предмет диалога. Например, в октябре 1916 г. Порта направила МИД России ноту по поводу якобы имевшего место на Кавказском фронте расстрела русскими военнослужащими «почти всей роты оттоманской пехоты», плененной в ходе боевых действий. Документ не содержал абсолютно никаких данных, которые указывали бы на дату события; номер роты; номер полка, к которому она принадлежала; участок фронта, где произошел «расстрел» или хотя бы источник осведомленности турецкой стороны… В сложившихся условиях вряд ли следует удивляться тому, что ответ был дан в духе вопроса: «по произведенному по сему поводу расследованию местным военным начальством выяснилось, что на Кавказском фронте вышеозначенного случая расстрела турок не было»[42].

С другой стороны, в апреле 1916 г. Турция предложила России заключить соглашение о выплатах, на условиях взаимности, пленным офицерам, «произведенным в следующий чин, после взятия их в плен, содержания по чину». Предложение поступило на согласование в Генеральный штаб. Резолютивная часть ответа начальника Генштаба от 22 мая 1916 г. на имя Товарища Министра иностранных дел заслуживает того, чтобы быть приведенной здесь полностью: «в виду неоднократно проявленных нарушений во время войны международных соглашений нашими противниками — до потопления госпитального судна под флагом Красного Креста включительно[43] — у нас совершенно не может быть уверенности в исполнении турецким правительством и нового принятого на себя, во время войны, обязательства, в виду чего и вышеприведенный возбужденный турецким правительством вопрос, нисколько не обеспечен с точки зрения его соответственного проведения в жизнь турецким правительством. В силу изложенных соображений Военное министерство высказывается против заключения соглашения по сему поводу с турецким правительством, тем более, что у нас не бывает производства офицеров после их пленения в следующий чин, почему намеченные упомянутым правительством мероприятия на улучшении положения наших пленных офицеров, находящихся в Турции, отозваться не могут (Курсив наш — В.П.)»[44]. (Иными словами, заключить соглашение «по сему поводу» было изначально невозможно ввиду отсутствия предмета договора, что делает рассуждения о потоплении госпитального судна и пр. не совсем понятными).

д) Атмосфера недоверия и недопонимания во многом распространилась даже на взаимосвязи РОКК и Оттоманского Красного Полумесяца (ОКП). Контакты этих ведущих гуманитарных организаций налаживались крайне трудно и медленно, а весной 1916 г., едва установившись, оказались на срок свыше года прекращены по инициативе российской стороны, в связи с уклонением ОКП от присоединения к протесту против потопления госпитального судна «Портюгаль»[45]. Причем восстановить эти отношения в полной мере так никогда и не удалось. Даже в период послевоенной репатриации Общество Красного Полумесяца не имело в нашей стране собственного представительства, а 17 октября 1919 г. Наркомат по иностранным делам (НКИД), «одергивая» сотрудничавший с турками Центропленбеж, писал, что «со времени официального отъезда из России Красного Полумесяца (1 февраля 1919 г. — В.П.), его представители здесь нами официально не признаются»[46].

е) Взаимодействие Петрограда и Стамбула развивалось без видимого участия общественных, в первую очередь, благотворительных организаций обеих стран, которые преследовали бы цель содействовать улучшению положения военнопленных именно в России и в Турции.

Последствием всего перечисленного стало то, что в деятельности, направленной на обеспечение и защиту гуманитарных прав своих пленных, Петроград и Стамбул достигли относительно скромных успехов. Так, если к договору о взаимном выезде на родину врачей и лиц, неспособных к военной службе, Россия и Германия пришли уже 2 октября 1914 г.[47], то с Оттоманской империей этот вопрос вообще не обсуждался. Точно также обе стороны оставили за рамками диалога и вопросы о взаимном интернировании военнопленных в нейтральные страны, об обмене больными туберкулезом и др.