Творчество - страница 3

— Прошу не обижаться. Тем более, готов вознаградить. Приходилось ли вам бывать на левом берегу Невы? Жаль! Нищим был берег, голым, а сейчас... Вот что, не угодно ли съездить со мной? Не пожалеете. И увлечетесь. Согласны?

Улыбка была подкупающей. Художник, поколебавшись, протянул руку.

— Превосходно. Завтра же отправимся.

И крикнул вдогонку:

— Альбом, альбом не забудьте!

Вскоре началось заседание. Редко выходя последние месяцы не только из дому, но даже из мастерской, Веденин с особым вниманием следил за развернувшимися прениями.

Голованов умело вел заседание, не давая возможности некоторым излишне говорливым правленцам «растекаться мыслью по древу». Да и сама повестка требовала деловой сосредоточенности: обсуждался вопрос о подготовке ленинградских художников к всесоюзной выставке «Индустрия социализма».

— Не соглашусь. Условия у нас самые благоприятные, — возразил Голованов одному из художников, сетовавшему на ограниченность сроков. — Центральный Комитет партии оказал нам великую помощь, приняв постановление о ликвидации художественных группировок. То, что было не по силам разобщенным группам, — для нас, участников единой организации, вполне исполнимо. Разумеется, если будем чувствовать локоть один другого... Кстати, вчера я побывал в мастерской Кулагина. Давно ли у нас на секции живописцев обсуждался эскиз его картины? А сейчас можно с уверенностью уже сказать — удается картина! Настойчиво работает Кулагин!

— Рад за вашего ученика, — усмехнулся художник. — Но ведь не все же...

— Думаете, потому хвалю Кулагина, что он мой ученик? Как будто я никогда не отличался слепым пристрастием.

— Вы не так меня поняли, Владимир Николаевич.

— Тем лучше. Вот я и спрашиваю: какие же основания для сетований?

Взяв со стола список, Голованов назвал работы, подготовляемые для выставки.

— Отборочной комиссии предстоит потрудиться!.. Конечно, я забегаю вперед.

Заседание продолжалось. Веденин окинул взглядом присутствующих. С большинством он был знаком многие годы — знаком по выставкам, по тому времени, когда преподавал в Академии художеств, по творческим дискуссиям. Здесь были не только друзья, но и живописцы, с которыми не раз приходилось вступать в острые, даже враждебные споры.

Однако, припоминая это, Веденин не мог не согласиться с Головановым. «Да, в единой организации мы скорее найдем общий язык. Возможно, будут еще столкновения. Будут!.. Но это принесет только пользу: укрепит, сцементирует ряды».

Когда заседание окончилось, Голованов задержал Веденина:

— Редко показываешься.

— Тружусь в поте лица.

— Ну, и как? Когда увидим?

— Пока не всем еще доволен. Дожил до седин, а каждый раз, приступая к новому полотну, чувствую себя взволнованным дипломантом.

— Хорошее чувство, Константин Петрович. Молодое.

— И беспокойное. Часто вспоминаются мне репинские слова: «Надо семь раз умереть, прежде чем написать картину».

— Все же надеюсь всегда видеть тебя живым, — улыбнулся Голованов.

Знакомство Веденина с Головановым началось много лет назад, еще в начале двадцатых годов.

В ту пору Академия художеств, преобразованная в свободные мастерские, бурлила страстями. «Левые» живописцы, под флагом борьбы со старой, консервативной академией, пытались расправиться с традициями реалистического искусства, завладеть сердцами молодежи. Голованов (он был назначен комиссаром мастерских) решительно встал на защиту художников-реалистов.

— Что вы делаете? — нападали на него. — Никакой поддержки охвостью передвижничества!

Сложное было время. Но Владимир Николаевич не позволял запугать себя истошными криками. И не уставал внушать молодежи:

— Мы работаем для народа. Народ не нуждается в дешевых побрякушках, в мыльных пузырях!

Тогда-то между Ведениным и Головановым и завязалось знакомство, с годами превратившееся в дружбу.

— Ну, а твои успехи, Владимир Николаевич? Уйму времени отнимает союз?

— Не без того. А все же кисти не забрасываю. Да и перед учениками не хочу пасовать.

На мгновение задумавшись, Голованов негромко продолжал:

— Время как летит! Смотрел я вчера на Никиту Кулагина. Помнишь, каким пришел к нам в академию? В шинели, красноармейцем демобилизованным, за плечами гражданская война... А теперь-то как пишет! Чертовская в нем уверенность. Не зазнайство — именно уверенность. Знает, куда идет!