Твой единственный брат - страница 53

стр.

Генка слушал, опустив голову.

— И на что он тебе сдался? Он твой? Да таких заброшенных домов — пройдись по селам, в любой вселяйся, люди только спасибо скажут.

— А вы вселялись?

Гудков осекся. Сказал глухо:

— Я — другое дело.

Генка встал, надел сапоги и плащ, перекинул мешки через плечо и стал спускаться, плотно прикрыв за собой дверцу чердака.

Олифер злился недолго. Он понимал, что здесь не простое упрямство. Когда-то ему, примерно в таком же возрасте, что и у Генки, врезали кастетом по губам. И он упал, оправдываясь перед собой тем, что их трое, что лежачего бить не станут. Да, их было трое, лежачего они бить не стали. Но дело в том, что удар был не той силы, чтоб падать. И с тех пор он словно что-то потерял. И падал уже нередко, всегда находя причины. Хотя и случалось, что мог удержаться, и держался. Но это бывало реже…  И сейчас есть причина, если дом сорвет наводнением, Генка будет вынужден вернуться к родителям. Но Олифер уже не мог согласиться с таким оправданием. Может, потом, если с домом удастся, он с Генкой поговорит… 

Он быстро спустился и пошел вокруг дома, внимательно осматривая его. Строили дом прочно, на каменном фундаменте. Но это-то в данной ситуации и могло подвести: если вода сделает промоину хотя бы под одним краем, — рухнет под собственной тяжестью. А сплошные деревянные дома стоят в воде до тех пор, пока не всплывут, хоть буксируй их на новое место. Значит, прежде всего надо спасать дом от промоины. А как?.. И тут Гудков заметил такое, что сразу побежал за Генкой.

Когда он привел мальчишку и объяснил все, тот обрадовался. В доме, в углу под половицами, они достали колья, припрятанные Генкой. «С огородов», — объяснил он, таща охапку впереди Олифера.

Чуть выше по течению, перед домом, протока немного поворачивала и на повороте в воду уходила почти незаметная коса. Гудков и Генка стали вбивать колья наискось по косе, под тупым углом к течению, вплотную один к другому. Они решили отбить течение от берега хотя бы немного, чтобы сделать затишек, в котором бы уже не так сильно мыло берег. Генка клял себя, что сам не догадался сделать это гораздо раньше. Ведь в нормальную воду, в июне, коса была почти сухая, и можно было легко построить заградительный вал. Теперь же косу сильно размыло, она едва проглядывала.

Вскоре с берега колья стало вбивать трудно. Генка с готовностью разделся, но Гудков не разрешил ему лезть в воду, а плюхнулся сам. Он стоял в воде по грудь, Генка подавал ему колья, и Олифер в два-три удара вгонял их в податливое дно. Течение уже заметно отбивалось в этом месте от берега.

Колья кончились. Забивая последний, Олифер при каждом ударе окунался лицом в воду. С помощью Генки он выбрался на берег.

— А там, в воде, теплее, — зябко передернулся. Критически осмотрел сделанное. — Что ж, поживем, увидим. Пойдем греться и обедать, а потом баню раскатаем, есть еще одна идейка.

На чердаке Генка быстро раздул костер. И только подвесив над костром закопченные котелок и чайник, стал переодеваться.

В котелке был гороховый суп, сваренный Генкой вчера, вкусный, хорошо заправленный. Олифер вытащил из рюкзака банку тушенки.

— Дядя Олифер, а ты как сюда попал? — спросил Генка, когда уже пили чай, в который Гудков бросил обрезки веток лимонника. — Там ведь в одном месте такая ямина есть, что можно запросто утонуть. А мостик в кустах.

— В ямине твоей, Генка, я побывал. Да где я только не бывал…  А вот до мостика не дошел. Впрочем, еще до одного места не дошел пока — до Северного полюса. Но какие наши годы! Главное, сам себя не хорони, если даже другие это уже сделали…  Зато я тигра видел, как вот тебя, может, чуть дальше.

— Ну!..

— Даже запах его чуял.

— И какой он, запах?

— Ну какой…  Звериный, конечно. Ты все меня расспрашиваешь, а вокруг вашего города такая тайга, сопки, речки. Что ж, отец никогда тебя не водил в лес?

Генка хотел сказать, что отец и ружья в руках не держал, а за ягодами и грибами они ездили всего один раз — давно, когда он еще в школу не ходил. Но промолчал.

— А где сейчас отец? — осторожно спросил Гудков.

— В отпуск уехал, к бабке, матери своей, — неохотно ответил Генка. И повторил то странное слово: — Отлеживается.