Твой единственный брат - страница 8

— Журналист? А почему ты тогда с этими торгашами?

— Какими торгашами?

— Ну с этими, с Шариком и другим.

— Какие же они торгаши? Экспедиторы. А я как раз изучаю этот слой жизни. — Ловко у него получилось.

— Правда? — взгляд был недоверчивый.

— Конечно. Это очень интересная прослойка, — уверенно заговорил Вениамин. — Мы привыкли на них смотреть однозначно, а ведь и здесь, как во всех сферах нашей жизни, происходят большие изменения. Нравственные, в частности. Вот и надо показывать эти изменения.

Все-таки хорошо у него получалось. Может, и в самом деле что-нибудь этакое придумать, описать? Хотя бы для своей стенной газетки.

— Не знаю, как насчет других сфер, — медленно и четко сказала девушка, — но в этой я что-то не очень верю в большие изменения. Сама там работала.

Сейчас ей можно было дать и под тридцать. А ведь вчера, при первой встрече, Вениамин решил, что эта девчонка свою ершистость проявляет лишь для того, чтобы поменьше приставали.

— Ладно, Венчик, побежала я, — опять мягко сказала она. — Еще у капитана прибрать надо. А меня Галей звать. — И исчезла, не заметив, как вздрогнул он при этом имени.

— … О, так ты уже в цвет.

Вениамин обернулся. Широко расставив ноги в рыжих джинсах, перед ним стоял рыжий Сергей.

— Вот что значит красивая девушка! Вчера еще висел за бортом, как кривой огурец, а сегодня уже вокруг Галки петли вьешь?

Вениамин и впрямь чувствовал себя гораздо лучше. Он даже рискнул отпустить леер. И зыбь уже не казалась такой страшной, даже посветлело в воде, и судно меньше стало качаться.

— Хочешь освежиться? — предложил Сергей. — Есть великолепное средство.

Вениамин покорно поплелся за ним.

— Вот оно — лучшее средство от морской болезни, — пнул Сергей небольшое ведро, когда они зашли в каптерку, расположенную в кормовой надстройке. К ручке ведра была привязана длинная и тонкая капроновая веревка, по-морскому — конец. — Смотри только, на руку не наматывай, а то нырнешь следом. Гляди, как это делается.

Они пошли к борту. Судно опускалось все ниже, Сергей примерился, и ведро полетело за фальшборт дном вверх. Сергей мягко и сильно натянул конец. Наполненное ведро вынырнуло, а волна и судно помчались по вертикали друг от друга. Скоро и Вениамин приловчился и стал окатывать палубу, смывая невидимый мусор.

До завтрака время пролетело быстро. За столом Вениамин сидел рядом с Сергеем и наворачивал столь же энергично.

После завтрака наводили порядок в каптерке под кормой. Неслышно в дверях возник боцман, невысокий и крепкий, лет сорока, в темной куртке поверх клетчатой рубашки и в серых джинсах. Постоял, оглядел, одновременно внимательно и равнодушно, выпуклыми глазами Вениамина и так же неслышно исчез.

— Падаль, — вполголоса выругался рыжий. — Знал бы, что в один рейс с ним попаду, сидел бы лучше на бичу. Его ж весь флот знает. Ходит сыч, выглядывает. Сколько уже парней заложил… 

Перед обедом зашли в каюту к Сергею. Он делил ее с другим матросом, двухметровым тощим парнем.

— Кинстинтин, — обратился к нему Сергей, — дай лапу студенту, жутко грамотный мужик.

Костя лениво протянул руку, которая действительно напоминала лапу для тренировки боксеров, и отвернулся.

Вениамин подсел к столу.

Каюта была точно такая же, как у него с поммехаником. Вениамин уже давно заметил, что кресла в самолете, купе или плацкартные полки в поезде, а теперь вот каюты на теплоходе потому так похожи устройством, что являются предметами, сопровождающими человека в его бесконечной езде по жизни. Потому и квартиры он строит похожими друг на друга, что они его сопровождают, что он все едет и едет…  Эта теория, между прочим, была у Вениамина своя, без заимствования. И он ее понемногу развивал. Например, додумался до того, что в дороге люди сходятся быстрее из-за малого количества окружающих их вещей. Не на что отвлекаться. А квартиры или отдельные кабинеты разъединяют. У него было еще несколько теорий, но сейчас он нашел подтверждение именно для этой и был доволен. И полдня не прошло после его, считай, выздоровления, а у него и старое знакомство упрочилось, и новые появились. Он уже успел забыть про инцидент с капустой, про непонятное равнодушие компаньонов.