Твой единственный брат - страница 9

Эту каюту отличали от других три полки, битком набитые книгами с мудреными техническими надписями на корешках, где мелькали лишь одно-два знакомых слова вроде «морской». На рундуке висел большой откидной японский календарь в голубых тонах с желтыми девушками, задрапированными в глухие розовые кимоно. Ничего были девушки. Он давно уже просил тещу добыть в порту что-нибудь подобное, но та показывала на Галку пальцем и говорила:

— Вот твоя икона.

А Галка хохотала… 

— Что, хороши девочки? — заметил его взгляд Сергей. — Друг с «России» подарил. Жаль, пока сам в загранку не ходил. Ничего, через полгода визу откроют, посмотрим весь свет. Тебе тоже скоро будет неплохо, да? Журналистам и морякам все дороги открыты. Послушай, все хотел тебя спросить, — легко тебе было поступать?

Вениамин пожал плечами. Что ему ответить? В общем-то, не трудно. Переговорили вместе с отцом со многими студентами, вызнали, к кому из преподавателей лучше садиться, у кого какой интерес в предмете. «А еще запомните, — говорил один из студентов-пятикурсников, которого они потчевали коктейлями в «Пингвине», — к экзаменационному столу надо подходить так, как вы идете к своему больному другу прямо в палату по коридору больницы со строгим режимом. Уверенно, независимо и чтобы блестели, стекла очков. Тогда никто не остановит, даже найдется нянька, которая вас знает как нового опытного врача». На экзаменах Вениамин держался согласно рецептам, и это помогло. К тому же в печати в тот год как раз опять развернулась борьба за то, чтобы молодые люди шли в учителя, — женщины уже не справляются с акселератами. «Понял, как надо? — сказал ему тогда отец. — Сперва все вызнать, взвесить, а потом уже действовать». Эту премудрость Вениамин знал наизусть — отец повторял ее постоянно. Может, потому и сам держался на своем беспокойном посту уже десять лет.

— А ты что, еще не поступил? — спросил он Сергея.

— Струсил. Веришь — испугался.

Трудно было в это поверить. Его новый товарищ такой энергичный, веселый, вокруг него все так и крутится на судне. Выходит, прав отец, — чтобы действовать, надо точно знать изломы психологии… 

— Я же, понимаешь, поступал не после дневной школы. На судах учился, заочником. После восьмилетки пошел в порт, потом — в море. Затянуло, решил штурманом стать, вот и начал все повторять, пошел в девятый класс. Во Владивостоке решил поступать в высшее инженерное. Сам-то я из Находки, с матерью живу. Отец утонул. Давно. Он хотел, чтобы я стал моряком. А я пока так…  матрос. Ну вот. Сдал документы. А пришел на экзамены — и не стал сдавать. Там столько этих было…  между собой громко говорят, перебивают друг друга, сыпят всякими словечками, я их и не знаю. Очередь установили, каждый хочет побыстрее войти. Постоял, подумал. Они в городе, я — на судах. Они все знают, а я — ничего. И ушел.

— Даже экзамены не стал сдавать?

— Не стал. Со зла ушел на полгода на БМРТ, на рыбалку.

— И что ж — распрощался со своей мечтой?

— Как бы не так! Теперь-то как раз и не отступлю. Это потому, что побывал на рыбалке. Случай там был. Меня с траулера перебросили на плавзавод, на обработку, — не хватало людей, а сайра хорошая была. Там с мужиком познакомился. Чувствую, ломанула его судьба, а не рассказывает. Мужику уже под сорок, рыжая аккуратная бородка, животик. Из интеллигентов, сразу видно. Про международную обстановку рассказывал, — заслушаешься. Я первый месяц так уставал — падал. А все его дергал: чего, мол, сюда явился, — жена выгнала или от алиментов удрал? Молчит. А как-то не выдержал, сказал: «Деньги». И по мелочам кое-что добавил. Я не поверил. Из-за этого дерьма, из-за денег, в сорок лет ломать всю жизнь, уезжать от семьи? Нет, не то. А потом подумал: может человеку в чем-то главном не повезло, не задалась жизнь? Вот он и мается, не пристроившись к чему-то. А я сам? Вдруг и я так в переплет попаду? Все штормит меня. С того времени и решил твердо. Вот бы тебе с этим мужиком встретиться, написать о нем… 

— Не пропустят, — уверенно сказал Вениамин.

— Кого не пропустят?

— В газету не пропустят. У нас только про героев пишут. Или если уж совсем на дно свалился.