Твой образ (Второе лицо) - страница 15
— Да, он был выдумщиком, — улыбнулась мать. — Он и опыты проводил какие-то совершенно фантастические.
— Слыхал, — обрадованно подхватил Некторов — может, удастся сделать хоть самый малый намек? — Это были операции по пересадке мозга у обезьян. Очень перспективные эксперименты. Кстати, совсем недавно Косовский и Петельков пересадили мозг от одного пострадавшего в катастрофе человека к другому.
— Тоша что-то такое рассказывала, — поморщилась Настасья Ивановна, — но я не вдавалась в подробности. Все это гак необычно и, знаете ли, страшновато. Но будь Виталик жив, он наверняка оказался бы в числе этих знаменитых ныне хирургов.
— Виталий писал, что вас его работа не удовлетворяла, — помрачнел Некторов. — И напрасно.
Октябрева напряженно следила за нитью опасного разговора.
— Напрасно вас отпугивала его работа, — повторил Некторов. Представьте на миг, что мозг вашего сына удалось спасти.
— Зачем такие предположения, — Настасья Ивановна встала. Было видно, что разговор неприятен ей. — Надо что-нибудь приготовить. — Она вышла на кухню. Некторов пошел следом.
— Утешать не умею, — сказал он, чтобы сгладить неловкость. — Скажу одно: Виталий был бы огорчен, увидев вас такой убитой.
Она вздохнула:
— Знаю. Он всегда оберегал меня. — И опять тревога закралась в ее сердце. Что-то почудилось в интонациях гостя, Пристально взглянув на него, она отвернулась к плите. А в следующую минуту чуть ни вскрикнула — ее обняли за плечи и уткнулись носом а шею точно так, как любил это делать сын. Она стояла, боясь шелохнуться. Вот сейчас обернется и…
«Мама!» — рвалось с его губ, но он сдержался.
— Неладно у меня с сердцем, — Настасья Ивановна присела на ступ. Лицо ее было бледно и растерянно. Некторов быстро прошел в комнату, достал из нижнего ящика серванта аптечку, порылся в ней, отыскал корвалол.
Выпив капли, Настасья Ивановна удивленно взглянула на него:
— Как быстро вы нашли лекарство.
— Ничего странного, — стушевался он. — Обычное место для аптечек у домохозяек. Хотите, скажу, где у вас деньги?
Вошла Октябрева, осуждающе уставилась на него. Он замолчал. В самом деле, разыгрался сверх меры.
— Может, вам что-нибудь помочь по хозяйству? — предложил он. — Двери вон скрипят, смазать надо.
— У вас есть техническое масло? — поспешила Октябрева, боясь, что он опять невольно сделает промах и бросится за маслом в свои закрома.
— Право, не знаю. Надо посмотреть в шкафу, на балконе.
— А я схожу в магазин. Что вам купить?
— Зачем же такое беспокойство? — смутилась Настасья Ивановна. — Мы с Гошей тут сами потихонечку.
— Разве Тоша у нас… у вас? — оторопел Некторов.
— Да, — кивнула она, не заметив его оговорки. — Правда, ей нельзя носить тяжелого, но по дому справляется.
— Вот я и схожу, куплю овощей. А Ваня петли смажет и отдохнет немного. Ему нельзя переутомляться, он недавно вирусным гриппом переболел. — И, уходя, Октябрева бросила на Некторова тревожно-предупредительный взгляд.
Он занялся хозяйством: смазал петли, починил кран в ванной. Все это время из кухни доносились частые вздохи матери, и было так тягостно слышать их, что опять не выдержал, подошел к ней, обнял:
— Прошу, не надо гак мучиться, — сказал проникновенно, поцеловал в лоб и ушел в свою комнату.
Сел в кресло, закрыл глаза. Выходит, он выиграл у Манжуровой прошлогодний спор, когда после заседания кафедры допоздна сидели в лаборатории. Дым стоял коромыслом, и они втроем — Петельков, Манжурова и он — строили домыслы, что будет испытывать человек с пересаженным мозгом к своим друзьям, родственникам. Помнится, Манжурова цитировала известного романиста, уверявшего, будто чувства будет диктовать не мозг, а тело. Он же доказывал обратное и даже изрек нечто тривиальное: «Мозг — властелин тела». Выходит, был прав. Иначе его не обволакивал бы сейчас этот печально-сладостный дурман родного дома, и сердце, чужое бородулинское сердце, стук которого никогда не слыхала Тоша, не билось бы в тревожном томлении, что вот-вот увидит ее.
Придя из магазина, Октябрева энергично потянула его в клинику. Но как он мог уйти, не повидав свою Антонию! Следы ее присутствия были всюду, однако встреча с матерью так взбудоражила, что он не сразу заметил их: томик стихов на столе, платье, перекинутое на спинку стула, тапочки в коридоре.