Твой путь - страница 6

— Винд сказал, что она потеряла память, и сам придумал ей имя — Ивенн. Приготовь горячую воду и чистую постель. Это всё, что ей сейчас нужно, — ответил Йоханн.

Уна отвела странной гостье горницу наверху, прибрала постель, обмыла лицо, руки, некоторые не особенно глубокие раны и ссадины девушки в тёплой воде, переодела её в одно из своих платьев. Одёжа оказалась Ивенн великовата: рукава и холщовая юбка были не по длине, но это было не столь важно. Вопреки ожиданиям хозяев, девушка не пришла в себя ни к вечеру, ни ночью, ни даже утром. Уна перенесла прялку в верхнюю горницу и осталась подле её постели. За работой время шло куда быстрее. Утром Йоханн ушёл в трактир, позволив супруге остаться дома и присмотреть за незнакомкой, и она взялась ухаживать за нею, как за маленьким пострадавшим ребёнком. Целительницей Уна не была, впрочем, как и никто в её роду, но некоторые навыки ухода за ранеными у неё всё-таки были: не раз приходилось осматривать и излечивать тех, кто искал приюта во Флавиде в период затяжной войны. Однако все ранения в этом случае были очень странными, можно было даже сказать, необычными — стоило Уне прикоснуться к какому-либо, как оно тут же вспыхивало едва уловимой искрой, и обожжённая кожа вокруг начинала чуть заметно светиться. Поначалу женщина боялась даже прикасаться, но позже привыкла и перестала обращать на это внимание, просто делала привычные перевязки, иногда снимала ткань и клала на раны и ожоги примочки. Прошло три дня; ранения, ссадины и порезы почти совсем затянулись, но Ивенн так и не открыла глаза. Иногда, когда Уна задевала особенно сильные ожоги или глубокие царапины, с её губ срывался то ли стон, то ли вздох, и ничего более. Она не реагировала ни на слова, ни на прикосновения, и Йоханну и Уне даже начало казаться, что у них не получится вернуть девушку к жизни. Однако на пятый день, когда хозяйка уже задремала в её горнице, оставив кудельку и прялку с веретеном, она вдруг тихо застонала, попытавшись приподняться, закашлялась и тут же рухнула без сил обратно на тонкую подушку. Уна вскочила, едва не опрокинув лавку, бросилась к ней. Ивенн лежала, как тряпичная кукла, глядя в потолок, губы её были крепко сжаты, а по щекам медленно сползали слёзы. Женщина опустилась на край её постели, взяла её руку в свою, осторожно погладила, стараясь не задевать повязки. Ивенн перевела взгляд на неё, однако ничего не сказала, только губы испуганно дрогнули.

— Не бойся, милая, ты в безопасности, тебя никто не тронет, — поспешила заверить её хозяйка, ласково гладя по рукам, плечам, но выражение лица девушки не изменилось: она всё так же молча плакала, глядя куда-то в сторону. — Меня зовут Уна. Как ты себя чувствуешь? Хочешь пить?

И хотя Ивенн ничего не ответила, она взяла со стола, придвинутого к постели, глиняную плошку, наполненную тёплым, почти горячим настоем из мёда, земляники и листьев мяты, и, приподняв голову девушки, попыталась её напоить. Едва сделав несколько глотков, Ивенн отстранилась и поблагодарила слабым кивком. После тёплого питья лицо девушки утратило сероватый, землистый оттенок, лёгкий румянец тронул бледные щёки, сухие трещинки на губах понемногу исчезли. Уронив голову на подушку, она закрыла глаза и снова забылась тяжёлым сном, но Уна вздохнула облегчённо: раз очнулась, значит, будет жить.

Шло время, и с тех пор, как Винд останавливался в трактире, минула уже четвёртая седмица. Благодаря нежной, трепетной заботе Уны и поддержке Йоханна Ивенн довольно скоро шла на поправку. Она была ещё довольно слаба, но через несколько дней уже вполне могла самостоятельно вставать и ходить по горнице. Йоханн и Уна всегда мечтали о собственной большой семье, но, к сожалению, не сложилось: в Яви не успели, а здесь — к чему? Ребёнок, рождённый в Прави, никогда не сможет вернуться в Явь, иначе потеряет себя, как и в противном случае прихода в Правь. Поэтому если женщины и заводили здесь детишек, то предпочитали о нижнем мире ничего им не рассказывать. Уна не была к этому готова.

К Ивенн супруги вскоре привязались, как к родной, да и она, казалось, полюбила их. Она всегда была тихой, спокойной, очень послушной, но ни слова от неё не добились ни Уна, ни Йоханн. В ответ на просьбу попытаться вспомнить хоть что-нибудь и рассказать о себе они получали только беззвучные рыдания, на все вопросы она отмалчивалась, сама же ничего не спрашивала, ничто её не интересовало. Как и предполагал Винд, девушка ничего не помнила ни о себе, ни о том, зачем пришла на Звёздный Путь, и самым печальным для супругов было то, что они, как ни старались, не могли помочь ей вспомнить. Но и не могли добиться от неё никаких рассказов: и на ласку, и на расспросы Ивенн в ответ упорно хранила молчание.