Твой светлый дом - страница 23
Уже не надеясь застать ее — обеденная дойка наверняка закончилась, — Родион все-таки зашел в коровник. Людей там не видно было. Коровы жевали, рылись мордами в кормушках. В проходе, в той стороне, где находились материны коровы, стоял один-единственный молочный бидон. Родион подошел к нему и услышал редкий стук струек молока о дно подойника. Он пригнулся и увидел мать. Она непривычно медленно доила корову: пальцы ее, будто с мороза, с трудом сгибались и разгибались, охватывая соски вымени. И вдруг, негромко застонав, мать опустила руки и, уткнувшись головой в бок коровы, тихонько, как-то по-девчоночьи жалобно заплакала.
Родион замер, в первое мгновение хотел было броситься к ней, но его остановила мысль: «Матери будет неприятно, что я вижу ее… такой».
Во дворе громко закричала женщина:
— Ты чего тут торчишь, не едешь?! Молоко окиснет — на тебя штраф повешу!
— Я бы давно умотал, да Машка Бучаева с дойкой не управилась! — ответил шофер молоковоза.
— Я вот зараз с ней побалакаю! — с угрозой сказала женщина.
Родион метнулся в боковой проход.
Дверь со скрипом распахнулась, и в коровник вошла новая заведующая фермой, Танюсина мать, крупная, похожая на Танюсю, женщина. Коровы вскинули головы, когда она гаркнула:
— Мария, ты что прохлаждаешься?! Молоковоз ждет! Молоко пропадет!
И услышал Родион ответ матери, спокойный, будто бы с ней ничего не случилось особенного, видно, стыдилась, своей слабости:
— Да вот руки судорогой сводит…
— Давай-давай, чего там! Разомни руки да побыстрей заканчивай дойку!
— Не кричи, коровы пугаются.
Заведующая вышла, сердито хлопнув тяжелой дверью, а Родион все еще сидел на корточках за кормушкой, не в силах подняться на ослабевших ногах. Сердце его сжималось от боли: «Бедная мама!.. Как же ей плохо…» Разве мог он сейчас подойти к ней и сказать: «Мама, иди, тебя директор школы вызывает, потому что я не учу уроки, грублю учителям…»
Украдкой, чтоб никто не увидел его, выбежал Родион о фермы, бросился в лесопосадку. Постоял в тяжком раздумье среди гудевших на ветру акаций… Плохой он сын! Ни разу не пришел на ферму помочь матери, да и никогда не задумывался о том, как ей тут работается… А мать почти каждый день поднимается до рассвета, недосыпает, руки вон уже испортила на ручной дойке, да еще находит время ублажать его…
Долго стоял Родион в лесополосе, не зная, что делать. Растерянный взгляд его остановился на кирпичных строениях животноводческого комплекса. «Может; к Грише пойти? — мелькнула неуверенная мысль. — Он добрый… Вон как работал на токарном станке деда Матвея!» Родион все более набирался уверенности в том, что Григорий сможет помочь ему — он чувствовал доверие к нему. И решился: «Пойду к Грише. Расскажу ему все, как есть. Он поймет, поможет мне». И уже не испытывая сомнения, Родион направился прямо к корпусу, где монтировали автодойку.
В просторном помещении автодойки вспыхивали синие огни электросварки, отражаясь в широких окнах, в переплетениях труб, на груде металлических частей, сваленных посреди цеха, и на вакуумном аппарате, около которого хлопотали монтажники. Матюхин стоял с председателем колхоза, секретарем парткома Торопченко и председателем группы народного контроля Лукашиным возле слесарного верстака, рассматривая какие-то чертежи.
Увидев их, Родион замер за высоким ящиком, на котором было написано: «Не кантовать!».
— Сверил я с монтажными схемами наличие оборудования, как вы просили, Сергей Иванович, — говорил Гриша, — и оказалось…
— Чего именно недостает? — нетерпеливо спросил Литовченко.
— Двух электромоторов, оцинкованных труб штук тридцать…
— Проклятый Бардадым так и не признался, кому сбыл ворованное! — в сердцах сказал Литовченко.
— За то и добавили ему срок, — заметил Лукашин.
— Но нам-то от этого не легче!
— Вот именно, — подхватил Матюхин. — Бардадыма посадили — он сидит, а мы стоим — монтаж автодойки задерживается.
— Этого ни в коем случае нельзя допустить! — воскликнул председатель. — Стыдно перед колхозниками — еще весной обещали пустить комплекс… Надо найти оборудование. Ведь чего сбыли нашим же сельчанам!