Твоя воля, Господи - страница 25

стр.

Может быть так и образовалась бы как‑нибудь жизнь Евдокии Захаровны. Зоечка, спасибо Богу, поправилась, хорошо училась в школе. Да вот сосед с недавних пор стал проявлять признаки большой заинтересованности. Шел уже пятый год после смерти Наполова, а жена Игната, Дора, умерла и того раньше. Он с дочкой — подростком жил с матерью. Зое было десять лет, Галина, дочь Игната, была на два года старше.

Поженились Игнат Родионович Худолей и Евдокия Захаровна Наполова в 1934 году. Поехали в Краснодар и зарегистрировались там. Буднично так, без торжеств. Что‑то было грустное в этом браке. Это написано на их лицах той поры. С фотографии смотрят совсем еще не старые люди — ему 45, ей — 30, но сколько потерзала их жизнь за эти годы, сколько всего они повидали и пережили. Не мудрено, что они грустны. Ведь за плечами у каждого начатая и законченная жизнь. Дети — напоминание о той жизни. Теперь надо начинать заново. Они оба решились на это.

Война грянула, когда все начало как‑то налаживаться. Правда, трудновато им было, когда Игнат, совсем разбив горшок с властями, «удалился от дел» на пенсию. На ее, бабиных, Гордеича плечах лежало большое хозяйство. Кормились только с него. Даже хлеб сами пекли из муки, что Худолей добывал в колхозах подешёвке. Но денег хронически не хватало. Девочки заканчивали школу, одеть — обуть надо. Галина уже поступила в Москве учиться, Зоя собиралсь туда же. Вот окончит школу в 41–м и подаст документы в Москву, в университет. Должна была получить аттестат отличницы, все годы училась только на отлично. Почему же ей в Москву не поступить? Кому ж тогда, если не таким способным детям?

А пока денег не хватало. Девочки очень хотели велосипед, патефон. Нет денег. Одежду шила — перешивала из своих старых запасов, наполовских еще туалетов. А обувь, обувь…

Перестроили дом и две комнаты с отдельным выходом, кухней, сараем вот уже несколько лет вынуждены сдавать внаем. Ведь каждый год Игнат должен был на два месяца ездить на курорт. А в санатории кормят плохо, поэтому он еще не выехал, а по почте на его имя в санаторий уже отправлялась посылка. В особых фляжках масло топленое, мед, смалец, копченое мясо крупной дичи и все такое. Через неделю — вторая посылка, потом третья и так пока не вернется. Все это требовало денег, а он не хотел этого понять. Пока его не было дома, можно было немного попридержаться с этим ужасным калорийным питанием, которым он мучил не только себя, но и всю семью. Часть этих жиров и птицы продать, да хоть что‑то купить девочкам из одежды или обуви. Спасибо продавщицы в потребкооперации всегда скажут, когда что дешевое и хорошее будет и могут даже оставить. Они всегда надеялись на Дусину ответную услугу — когда Худолей соберется устроить ревизию, она их предупредит. Худолей не выдавал ей никогда этой «военной тайны», но она по своим приметам догадывалась и всегда предупреждала. А как девочкам хотелось патефон купить! Правда, гитара есть. Да когда они на ней играют? Только когда отец на курорте или на охоте. А так его беспокоит шум, музыка, громкие голоса. Даже радио и то только наушники. И квартирантов тоже предупреждали — никакого шума, никакого крика, никакой музыки.

Вот и собирались у Сычевых, у Нюни, похохотать. Иван Ильич, Нюнин муж идет с работы, зайдет за дом с тыльной стороны и в большую форточку кухни возьмет Белочку. Жили они в двух кварталах, рядом. У всех уже дети большие, а эта с года чисто говорит, а сама маленькая — маленькая. Вот и таскает ее дядя Ваня под полой для развлечения. А Худолей не разрешает, говорит, что у Сычевых не для детских ушей выражения в обиходе. Боится значит, чтоб не набрался ребенок этих самых неподходящих выражений.

А однажды так случилось, что обе сестры, Нюня и Дуня, принарядившись, пошли с Белочкой пройтись по главной улице воскресным вечером, как принято было в те годы. А Иван Ильич не отпускал Белочку, то за ножку схватит, то за ручку и все уговаривал ее остаться, не ходить на погулку, а вот так с ним поваляться дома на ковре. А трехлетний ребенок возьми и выдай в его адрес такой длинный и затейливый мат. У Вани и челюсть отвисла