Ты в моей власти - страница 46

– Он вывел тебя из равновесия, вот и все. Откажись от поездки в Испанию. Обещаю тебе, через неделю ты о нем забудешь.

– Что забуду? Я не знаю, кто он и что он. Просто я перестала быть сама собой.

Она почувствовала, как дневная головная боль мстительно возвращается, и стала рыться в сумочке в поисках таблеток.

– Сегодня мне бы не хотелось заниматься любовью, – сказала она.

– А как насчет вчерашнего дня? – спросила Фрэнсис, удивленная раздраженными нотками в голосе подруги.

Розмари посмотрела на нее, а затем, осознав свою детскую непоследовательность, рассмеялась.

– Да, вчера мне хотелось. Какая же я глупая. Неужели ничего не удастся исправить?

– Только если ты займешься этим. На него не рассчитывай. Я не слишком убеждена, что для него это серьезно. Возможно, он просто играет.

– Быть может, именно это и имела в виду Элла, когда предостерегала меня? – Розмари нахмурилась, вспомнив то воскресенье, после которого прошло совсем немного времени.

– Ты ее не спрашивала? – осведомилась Фрэнсис.

– Нет. Мы обещали, что не будем влезать в жизнь друг друга.

Вечер был бесконечным, и Розмари выпила слишком много шампанского в надежде вызвать веселье, которого совсем не чувствовала.

Засыпая около трех утра, она вдруг вспомнила, что Фрэнсис с Майклом о чем-то долго и увлеченно разговаривали. Не она ли стала темой этой длительной беседы? Судя по всему, так оно и было. Казалось, жизнь ее принадлежала теперь кому угодно, но только не ей самой.

На следующее утро, в пятницу, она позвонила в барселонскую гостиницу, где остановился Бен.

– Мне хотелось бы кое-что передать сеньору Моррисону. Пусть он позвонит вечером Розмари. Номер он знает.

Она ощутила себя почти прежней. Тут же занялась лихорадочной деятельностью, доделывая все, что не закончила за предыдущий день из-за охватившего ее уныния и вялости. Дженни заказала ей билет на понедельник. Розмари позвонила Майклу и сказала, что будет отсутствовать по меньшей мере неделю, и дала ему номер испанской гостиницы.

– Мне лучше заранее предупредить тебя, Майкл. Я собираюсь встретиться с этим молодым человеком, Беном Моррисоном. От фотографов буду держаться подальше, но от них не скроешься, и слухи распространятся быстро. Ты сумеешь защитить меня от бульварных газет?

– Разумно ли это, Розмари?

Майкл говорил ровным тоном, без всякого выражения. Розмари не помнила случая, чтобы он вышел из себя из-за эксцентричного поведения своих клиентов. Он никогда никого не осуждал, занимал нейтральную позицию, советы давал редко и только когда его просили об этом.

– Возможно, нет, – сказала Розмари. – Но раньше или позже это все равно бы случилось.

Она сознавала, что слова ее звучат непривычно сухо, но была не в силах избавиться от воспоминания о том, как он и Фрэнсис вели прошлой ночью разговор, почти соприкасаясь лбами, чтоб никто их не слышал. Только так могла она показать, что ее жизнь никого не касается и что ему не следует лезть в ее дела. Упрямство овладело ею – в последнее время это происходило все чаще.

– Это так серьезно? – спросил Майкл с некоторой робостью.

Он начал открывать для себя Розмари, с которой прежде никогда не сталкивался.

– Да, – ответила она.

Больше говорить было не о чем.

Вечером она сидела у телефона в ожидании звонка Бена. Позвонила Фрэнсис, и Розмари сказала:

– Долго говорить не смогу, Фрэнни. Жду Бена.

– Когда ты летишь?

– В понедельник днем. В Манчестере проведу все воскресенье. Сама поведу машину туда и обратно. Ты будешь где-нибудь поблизости?

– Думаю, что уеду на уик-энд.

В детали Фрэнсис вдаваться не стала, и Розмари, только положив трубку, поняла всю странность поведения своей обычно словоохотливой подруги. В голосе ее прозвучала нотка, которую Розмари не смогла определить.

– Позвони мне сразу, как приедешь, – сказала Фрэнсис. – И постарайся получить удовольствие. Не принимай все близко к сердцу.

– Ты говоришь как мужчина, – заметила Розмари.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Подчиняйся своему инстинкту, а не тому, что вдолбила тебе матушка. Ты не обязана влюбляться в человека, который тебе понравился, несмотря на твою мораль пятидесятых годов.