Тюрьма имени свободы - страница 8

И однажды случилось так, что захватили Демократию преступные элементы. Проще говоря, разбойники. А сложней говоря — мафиозные структуры. Она упросила мужа выпустить их из тюрьмы, ну и они тут же ее захватили.

Заставляют на себя работать. Демократия, конечно, отказывается. Ах, говорит, это нехорошо! Непорядочно. В демократическом обществе, говорит, нравственность должна быть на первом месте.

Отворачивается от преступников, опускает глаза. Но самой очень хочется поработать. Она ведь не старуха, не калека, бродят в ней молодые силы, только неизвестно, куда забредут.

Отворачивалась, отворачивалась, а потом возьми да и повернись к ним лицом. А чего в самом деле? Раз по-честному работать не дают, не сидеть же ей сложа руки!

Способная оказалась, трудолюбивая. Ей говорят: надо ограбить население. Но не так, как грабят на больших дорогах, а аккуратно, демократическим путем. Провести соответствующие законы через парламент.

У мужа ее был дружок по имени Парламент. Такой болтун, горлопан, шут гороховый. Все Народу расхваливал Демократию, а только муж отвернется, начинал к ней клинья подбивать.

И вот через этот Парламент теперь нужно было проводить законы. Специальные законы для противозаконной деятельности. А почему бы не провести? И Демократия проводит. А для исполнителей — статус неприкосновенности, чтобы к ним не прикоснуться ни с какой стороны.

Мафиози на Демократию не нарадуются. Преступники носят ее на руках. Разбойники устраивают ей бенефис из каждого разбоя.

Но Народ недоволен. Трудно ему пережить разлуку с любимой женой Демократией. И собрался он со своими старыми силами, и освободил жену, а всех преступников и разбойников отправил за решетку. Не отправил только мафиози — они у него работали на ответственных должностях.

Конец, как говорится, делу венец, но хватились венца, а его нет. Украли. И конца нет. Тоже украли. Поэтому все это до сих пор не кончается.

Демократия уже привыкла работать на преступников — очень на них работать было интересно. Ребята все молодые, хваткие, на работу падкие. На таких и Демократии хочется работать.

И она работает. Они по тюрьмам сидят, а она работает.

Удивляется Народ: все, что у него в государстве работает, работает на преступления, а что не работает на преступления, то не работает вообще.

Отбивается Народ от законов, как прежде отбивался от беззакония. Может, думает, опять ввести тоталитарный режим, чтоб ни один закон вообще не работал.

Но не хочется расставаться с Демократией. Он же любит ее. И хоть радости у Народа мало, но на Демократию он не нарадуется:

— Ах ты моя Демокралечка, — говорит. — Демократулечка! Демпомпончик!

Пифагор уверял, что живет уже не первую жизнь, а время между жизнями проводит в аду, что тоже имеет свой смысл, так как после ада любая жизнь покажется раем.

Многие сомневались. На фоне ада жизнь, конечно, выглядит более привлекательно, но не слишком ли много ада на одну жизнь? Находились и трезвые материалисты, которые, не веря в потустороннюю жизнь, считали, что и рай, и ад у нас в земной жизни, только распределены они неравномерно: у одних сплошной рай, у других сплошной ад. Нужно их классово перераспределить, тогда и будет все нормально.

Но сначала нужно было подсчитать, каким должно быть соотношение ада и рая в жизни каждого человека в отдельности, чтобы потом суммировать это для населения в целом.

Стали считать. Долго считали. Пифагор на этом деле выбился в великие математики. Но жизни ему не хватило, чтобы все это подсчитать, и он продолжал считать в последующих жизнях. Сегодня уже определенно известно, что во второй своей жизни Пифагор был Архимедом, еще в какой-то Декартом, затем Лейбницем. Лобачевским и так далее.

А люди между тем ждут, когда им увеличат процент рая в жизни ада. Потому что ада у них по-прежнему много, а рая — дефицит.

А потом какой-то очень плохой математик, и даже вовсе не математик, взял да все перераспределил, не дожидаясь, когда оно будет подсчитано. И в результате превратил жизнь в такой ад, что по сравнению с ним потусторонний ад показался не адом, а раем.