У государевых дел быть указано... - страница 14

Не обнаружено документа, который устанавливал бы строгую иерархию служащих Посольского приказа, но можно попытаться воссоздать ее на основании косвенных данных:

- Думные чины: бояре, окольничьи, думные дворяне, думные дьяки.

- Дворяне по московскому списку: переводчики 1-й статьи, переводчики 2-й статьи, толмачи.

- Дьяки.

- Подьячие: 1-й статьи, золотописцы 1-й статьи; подьячие 2-й, 3-й статей; неверстанные подьячие.

- Служилые люди по отечеству: переводчики 1-й статьи; переводчики 2-й статьи; толмачи; станичные головы; станичники.

- Служилые люди по прибору: переводчики 1-й статьи; переводчики 2-й статьи; золотописцы 2-й статьи; толмачи; станичники; приставы; сторожа.

Данное построение является попыткой соотнести положение того или иного служащего в приказе с общеприказной иерархией. Каждый, кто поступал на службу в приказ, независимо от социального положения причислялся к служилому сословию.

Размеры соляного жалованья и поместных окладов не были чётко обозначены, но на него имели право все начальники приказа, подьячие 1-й и частично 2-й статей, переводчики, старшие золотописцы, толмачи и станичники. Поместные дачи являлись показателем принадлежности его обладателя к служилому сословию и указывали на возможность фактического владения им поместьями и вотчинами. Правда, известно, что детьми боярскими являлись также приставы, но поместные оклады за ними не зафиксированы. Что же касается размеров окладов, то если у подьячих он не превышал 500 четей, то ряд переводчиков и толмачей имели до 550-900 четей, к тому же среди этих категорий служащих встречались дворяне по московскому списку. На основании этого можно говорить о том, что внутриприказная иерархия не совпадала с общегосударственной иерархией служилого сословия и по ряду показателей противоречила ей.

Служащие попадали в приказ по челобитью или назначались силой, без учета желания назначаемого. Последнее распространялось на всех судей, значительную часть подьячих, переводчиков, некоторых толмачей и, возможно, золотописцев. При этом никаких проверок уровня компетентности не требовалось. По челобитью набирались часть переводчиков, подьячих и, по-видимому, почти все толмачи, все приставы, сторожа и станичники. Показательно, что практически не обнаружено ни одного случая отказа в назначении подьячих, переводчиков, станичников (имеются их челобитные) и только один отказ в просьбе о взятии в толмачи.

Все в переводчики и толмачи, взятые по челобитью, перед назначением проходили проверку на знание языка, которую устраивали старшие переводчики. Экзаменационная практика Посольского приказа наглядно описывалась переводчиком М.И. Арсеньевым в сказке «Как произведён в переводчики» (1737): «И пришед в приказ, переводчик Николай Спафарей мене свидетельствовал в языках. Потом дали мне грамоту венецкую по итальянски перевесть, заперли в казенку, и я перевел исправно. Потом тот курносой Николай Спафарей стал мне говорить: «Я-де слыхал, что ты по-гречески, и по-итальянски, и по-латински лучи умеешь». И наговоря и судем – «напиши-де челобитную, что бьешь челом в переводчики на трех языках».[66]

Решение по тем или иным делам принималось на основе прецедентов, а когда их не могли найти, то решение по данному делу становилось таковым. Однако, если подобного не хотели допустить, на документе ставили пометку «а в пример не ставить». Для того, чтобы быстро сориентироваться в большом количестве различных памятей, челобитных, отписок и т. п., подьячий, отвечавший за то или иное направление, по-видимому, составлял для себя особую «памятку», в которой фиксировал все более или менее часто встречавшиеся ситуации. Такого понятия, как срок давности, не существовало и можно встретить в делах второй половины XVII в. упоминание об обычаях времен Бориса Годунова и Ивана Грозного. Возможно, именно такой «памяткой» являлась и «Окладная книга поместных дач, денежного жалованья и поденного корма переводчикам, толмачам и золотописцам Посольского приказа, переводчикам в Архангельске, Новгороде и Пскове».[67] Явно справочный материал имели и приходно-расходные книги, а также записные книги всяких дел.