У истоков великой ненависти. Очерки по еврейскому вопросу. - страница 11

Таков нравственный облик «праотца» и родоначальника Израилева! Но такими же чертами душевной низости, вероломства, обмана, корыстолюбия и жестокости отличаются и другие герои древнееврейского народного эпоса, начиная со старшего патриарха Авраама, торговавшего в Египте собственной женой, и кончая Самсоном, предательски и зверски расправлявшимся с народом, оказавшим ему приют.

Возьмите в руки Библию и познакомьтесь с нравственным обликом «кроткого» царя Давида, не с тем, который преподносится христианам в переделках из «Ветхого Завета», а с тем, который столь красочными чертами обрисован в еврейском эпосе. Как мы уже видели, древние евреи имели обыкновение поголовно истреблять иноплеменников, с которыми они входили в соприкосновение. «Кроткий» же царь Давид расправлялся со своими нееврейскими пленниками с особой жестокостью. «И поразил Моавитян, и смерил их веревкою, положив их на землю; и отмерил две веревки на умерщвление, а одну веревку на оставление в живых. И сделались Моавитяне у Давида рабами... (11 Царств, 3, 4)... И собрал Давид весь народ, и пошел к Равве, и воевал против нее, и взял ее. И взял Давид венец царя их с головы, а в нем было золота талант и драгоценный камень, — и возложил его Давид на свою голову, и добычи из города вынес очень много. А народ, бывший в нем, он вывел, и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигальные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими. (11 Царств, 12, 29-31).» Характерны мотивы победной песни, которую Давид «воспел Господу», достигнув вершины своего могущества:... «Я гоняюсь за врагами моими и истребляю их, и не возвращаюсь, доколе не уничтожу их. И истребляю их, и поражаю их, и не встают, падают под ноги мои... Я рассеваю их, как прах земной, как грязь уличную мну их, и топчу их... Иноплеменники бледнеют и трепещут в укреплениях своих. Жив Господь и благословен защитник мой! Да будет превознесен Бог, убежище спасения моего, Бог, мстящий за меня и покоряющий мне народы... (11 Царств, 22, 38-48).» Не менее характерно и содержание завещания умирающего старца Давида сыну своему и наследнику Соломону, — оно на три четверти состоит из поручений отомстить тем, кому он не имел возможности отомстить сам. Бесчисленными победами своего сорокалетнего царствования обязан был Давид в первую очередь своему верному и искусному военачальнику Иоаву. И вот, на ложе смерти, Давид припоминает случай, когда Иоав ослушался и, поддавшись чувству масти, умертвил убийцу своего брата, Саулова полководца, Авенира. Он завещает отомстить старику Иоаву за это ослушание: «Поступи по мудрости твоей, чтобы не отпустить седины его мирно в Преисподнюю. (11 Царств, 2, 6)». «Вот еще у тебя Семей, сын Геры», — продолжает умирающий Давид — «он злословил меня тяжким злословием, когда я шел в Маханаим; но он вышел навстречу мне у Иордана, и я поклялся ему Господом, говоря: «я не умерщвлю тебя мечем». Ты же не оставь его безнаказанным; ибо ты человек мудрый, и знаешь, что тебе сделать с ним, чтобы низвести седину его в крови в Преисподнюю. (Там же, 2, 8-9)». С этими словами на устах умирает «кроткий» царь Давид, со словами кровавой мести к прощенному им некогда человеку!

Особенно характерно для всего еврейского мировоззрения здесь не сам обычный для него факт необычайного злопамятства и мстительности, а специфическое правосознание еврейства, столь ярко выразившееся в позднейшем законодательстве раввинов: Давид поклялся не мстить Семею, но передает месть по наследству сыну; Соломон же не был связан клятвою Семею и потому без зазрения совести мог казнить прощенного отцом старика. Бессовестное клятвопреступление, облеченное в правовой формализм!

Мы взяли все эти примеры из жизни любимых героев древнееврейского народного эпоса, которыми еврейство гордится и которых считает, как святых. Духовно-психологические черты, характеризующие этих героев, вызывают невольное отвращение всякого на. еврея. Деяния их, вызывающие наше возмущение, нимало не смущают, однако, совесть иудаизма, а, наоборот, воодушевляют сынов Израиля. Тут раскрывается уже та непроходимая пропасть, которая пролегает между всем мировоззрением, моралью и правосознанием еврея и не еврея и которая неизбежно вызывала горячие чувства антисемитизма везде, где бы ни проявлялась низменная, корыстолюбивая, жестокая и глубоко порочная природа еврейства.