У нас в Крисанте - страница 45
— Да вы что, господин Бэкэляну, насмешки надо мной строите? — рассердилась Олимпия. — Зачем вы скаредничаете? Бумажные деньги — это бумага. А бумага всегда только бумага. Может, завтра-послезавтра их даже на улице никто подбирать не станет. Разве три года назад старый барин не остался с целой горой бумажных тысяч? Перину можно было ими набить. «Забери этот мусор и сожги!» — приказал он мне. Ну и проклинал же он вас тогда! Говорил, что вы так обманули его с медом!.. То ли дело золото! Бросай хоть в огонь — золото все равно остается золотом!..
Бэкэляну положил на стол свои маленькие пухлые ручки с тонкими, белыми пальцами.
— Золото, конечно, остается золотом, — усмехнулся он, — но из-за золота можно и на каторгу угодить. — Перегнувшись через стол, посмотрел тетке прямо в глаза и тихо промямлил: — Вот что я тебе скажу, Олимпия, дай еще двадцать монет, а я выложу еще пятнадцать тысяч!
Тетка вздрогнула, побледнела и от волнения стала даже заикаться.
— Да что вы такое говорите, господин Бэкэляну? Откуда мне еще двадцать монет взять? Думаете, господин Кристу был таким щедрым? Вот все мое богатство. Эти десять золотых он мне дал для мальчика. Пожалел, видать, ребенка…
— Гм! — вновь недоверчиво откашлялся гость. — Слабо верится, что старый барин стал таким жалостливым. Не пожалел бы он мальца за сходство с Емилианом! Емилиан был круглым идиотом! Со своими бандитами из Железной Гвардии пустил по ветру целое состояние! Он и моего Бебе́ завлек в политику и испортил ему карьеру! — процедил сквозь зубы Бэкэляну, багровея от злости. — Была бы ему от этого хоть какая-нибудь польза!.. — крикнул он в сердцах и, пошарив в кармане, дрожащей рукой вытащил еще одну пачку денег. Новые шелковистые кредитки ласково зашелестели. — Вот еще пять тысяч!
Но тетка и бровью не повела.
— Бери, говорю тебе, бери, пока не поздно! — прошипел Бэкэляну. — А вдруг воскреснут покойники? Пожалеешь, что упустила случай, да поздно будет…
Слова эти прозвучали как угроза. Почувствовав, что они попали в цель, Бэкэляну быстро протянул руку и схватил узелок, который Олимпия Бреб вытащила из-за пазухи. Тетка облокотилась о стол и неожиданно завела разговор совсем о другом:
— Господин Бэкэляну, я уж давно хотела вас спросить об одном деле. Вот в Присэкань возвратился с войны один мужик — Апетрикэ. Он еще заходил к старому барину о земле потолковать. Так вот его жена во время войны получила извещение, что он погиб на фронте. Она поминки по нем справила, ей даже пенсию как вдове стали платить, а он потом вернулся. Живет себе припеваючи, да еще чуть ли не главным в деревне стал. Люди его слушаются больше, чем раньше старосту. По его наущенью поделили поместье Паула Попеску, а теперь он еще надоумил их вести хозяйство всем вместе, устроить колхоз, как у русских…
Бэкэляну, казалось, и не слушал, что говорит ему тетка. Кончики узелка были крепко затянуты, и он изо всех сил старался развязать тугой узел. Наконец это ему удалось, и Бэкэляну осторожно высыпал монеты на стол.
— Что вы делаете, господин Бэкэляну? — испугалась тетка. — Не ровен час, явится Гаврила. Да он убьет меня, ежели узнает!
Бэкэляну прикрыл монетки уголком скатерти, старательно все пересчитал и, попробовав каждую на зуб, молча собрал все в кучку. Он как будто и не замечал, с каким волнением ждет Олимпия ответа. Потом не спеша снова завязал их в тряпочку, спрятал узелок во внутренний карман своего довольно потертого пиджака и тихим, ровным голосом произнес:
— Ну, в добрый час…
Но тетка Олимпия прикусила губу и спросила напрямик:
— А может, такое случилось и с молодым барином? Вдруг Емилиан не помер и пожалует к нам? Только я думаю, что старый барин должен был бы знать, что сын остался в живых.
Лоб господина Бэкэляну покрылся испариной, но он притворно рассмеялся и бросил мрачный взгляд на Олимпию.
— Вот что, кума, у дверей подслушивать не полагается, а то и до беды недолго.
Олимпия поняла, что Бэкэляну испугался. Испугался, что она слышала его последний разговор с барином, и обрадовалась. Со злобой посмотрела она ему прямо в глаза и протянула стакан вина: