У нас в Крисанте - страница 44

— Мамка, можно нам пойти к щенку? А вдруг у него глазки прорезались?

Окно распахнулось, и тетка Олимпия запустила в сына жестяной тарелкой. Тарелка пролетела мимо и покатилась по двору.

— Убирайтесь отсюда, будьте вы неладны!.. Ни минуты нет от вас покоя! — заорала она в бешенстве.

Бенони убежал к Михэлуке.

— Ой! Сколько денег было у мамки в подоле!

— Какие деньги?

— Целая куча! И все золотые!

— Ну и дурак же ты! Откуда у нее могут быть деньги? Глупости болтаешь! Если бы у твоей мамки были деньги, она тут же отстроила бы дом.

Ребята пробрались сквозь дыру в плетне и помчались в Крисанту. Щенок Кармины еще не открыл глаз, но они все равно решили его окрестить и нарекли Цынкой. Самое подходящее имя для такого крохотного щеночка с черными полосками на спине. Это выглядело очень смешно: можно было подумать, что щенок натянул на себя полосатый жакетик. А на лбу черная звездочка.

А как он скулил!.. Как скулил!.. Вспомнив, как когда-то служил молебен священник Киркэлу́цэ с их предместья, Михэлука принялся гнусаво распевать над щенком, а выполнявший роль крестной и дьякона Бенони позаботился о купели и приволок ржавую консервную банку с водой. Когда ребята окунули Цынку в воду, несчастный щенок жалобно завизжал и весь задрожал, только тоненький хвостик гордо торчал, как палка. Ребята отдали его Кармине, которая давно уже смотрела на них с тревогой и жалобно скулила. Мать тут же схватила Цынку за загривок, уволокла в темный закуток под лестницей и принялась тщательно его вылизывать.

На пиршестве по поводу крестин Михэлука и Бенони угостились на славу: на первое — черешня, на второе — две отборные репы, прямо с огорода, а на третье — опять черешня. Потом по очереди напились воды из заржавленной трубки фонтана и пожелали друг другу, чтобы их маленький крестник вырос в большого злого пса.

Вечером тетка, сменив гнев на милость, накормила ребят пирогами, искупала и пораньше уложила в постель. Увидев, что развеселившиеся ребята и не думают засыпать, Олимпия пригрозила задать им такую трепку, что они сразу перестанут смеяться. Она была чем-то очень озабочена, взволнована и, видно, кого-то ждала…

Хотя вещи были еще не разобраны, тетка попыталась навести в сенях, где спали ребята, кое-какой порядок. А в комнате на полу даже расстелила дорожку, которая в Крисанте висела на стене над ее постелью. Вокруг стола, застланного скатертью с кружевной каймой, расставила три стула, которые до сегодняшнего дня торчали вверх ножками на груде узлов и ящиков.

Возбужденные всеми этими приготовлениями, дети разыгрались не на шутку.

— Да лежите вы смирно! Спите! К нам должен прийти господин Бэкэляну.

— Маленький толстенький господин, которого Томека прозвал Бочоночком? — рассмеялся Бенони.

— А ты знаешь, сколько у него денег? Хочу попросить, чтобы он одолжил нам денег на постройку дома, не век же мучиться в этой халупе.

Но вот со двора донесся скрип калитки, шум шагов, и в дверях показался господин Бэкэляну. Дети, как по команде, натянули одеяло на голову и украдкой поглядывали на него сквозь щелку.

— Вы уж нас простите! — заохала тетка, встречая гостя. — Живем здесь как крысы…

— Так-то оно так! — откашлялся гость, подозрительно косясь на одеяло, которое перекатывалось волнами, словно под ним возились и дрались какие-то звери. — Ничего, так оно и лучше, а то сразу всем бросится в глаза!

Тетка поторопилась пригласить его в комнату и, захватив лампу, мимоходом дернула за чуб неунимавшегося Бенони.

— Да спи ты, нечистая сила! — сердито прошипела она.

Но разве теперь уснешь? В темноте ребята еще больше разыгрались.

— Пришел господин Бочоночек! — прыснул Бенони и лягнул Михэлуку.

Тот не остался в долгу и чуть было не столкнул брата с постели. Но, так как господин Бэкэляну все время говорил так тихо, что ничего нельзя было разобрать, ребята вскоре мирно уснули.

…Не притронувшись ни к пирогам, ни к вину гостеприимной хозяйки, господин Бэкэляну выложил на стол пачку денег и заявил:

— Вот деньги. Десять тысяч. Покажи товар.

Олимпия Бреб помрачнела и не сдвинулась с места.

— Времена тяжелые, — торопливо оправдывался Бэкэляну, — больше заплатить не могу. Я, кажется, тебе уже говорил, Олимпия, что собираюсь переехать в Бухарест и наличные деньги мне там самому понадобятся.