У стен Анакопии - страница 24

— Пришли ко мне Опору трона: волю богов я передам ему.

Видя, что она не уходит, он спросил:

— Что еще?

Кагана утомила вспышка гнева; он откинулся на сиденье и закрыл глаза.

— Прибыло посольство от правителя Абазгии Леона. Просят невесту для брата правителя — Федора.

Вот еще забота — устраивать судьбы своих отпрысков. Их много у кагана. Дети, как молодая поросль, тесно обступили трон, и каждый из них требует своей доли власти, богатства, славы. Всех не ублаготворишь. Каган приблизил к себе лишь первенца — Барджиля, угадав в скрытном юноше сильную натуру; в нем он видел своего наследника. Об остальных сыновьях он мало ааботился. В густой поросли выживут и займут свое место иод солнцем самые сильные — такова мудрость жизни. Но дочери доставляли ему немало хлопот: куда их девать? Только удалось уладить дела с замужеством старшей дочери Чичек, как новые сваты пожаловали.

И всем им нужно приданое, достойное хазарского каганата...

— Дочери хазарского кагана заслуживают более достойных мужей, чем брат правителя Абазгии, — сказал он ворчливо. — Но на всех царевичей не хватит... Юлдыз подросла, ей пора замуж. Она достаточна умна. Боги помогут ей стать правительницей. Займись этим сама...

Парсбит торжествовала: случайно или по воле богов намерения кагана в отношении брака Юлдыз совпали с ее далеко идущими планами. «Боги благоволят тем, кто знает, чего хочет», — подумала она.

4

На другой день Парсбит и Барджиль приняли абазгского посла. Молодой хазарский царь и его властолюбивая бабка сидели рядом, подчеркивая тем самым равенство своего положения. Дадын сразу сообразил, что в делах сватовства надо искать поддержки у Парсбит. Женщины играли в этом деле важную роль. Он выступил вперед и торжественно произнес:

— Приветствует тебя, лучезарная повелительница хазар, и тебя, славный победитель Джахара, опора трона могучего хазарского царства, богом данный нам владыка Леон Абазгский.

Барджиль слегка кивнул головой, а Парсбит даже не шелохнулась. Что для них Леон Абазгский!

— Мой повелитель, Леон Абазгский, — церемонно продолжал посол, — спрашивает: здоров ли Солнцеликий, носитель божественной силы? Барджиль нахмурился.

— Здравствует ли Леон Абззгский? — поспешно спросила Парсбит, не давая Барджилю ответить.

— Бог милостив к нему: он здоров и могуч.

— Благополучен ли был твой путь? — спросил Барджиль, стремясь скорее закончить церемониал. — Не чинили ли наши люди тебе препятствий?

— Путь мой был благополучен, обид от ваших людей мы не имели, — ответил Дадын, заметив, что на его традиционный вопрос вежливости царствующие особы отделались молчанием, и из этого он сделал вывод, что каган болен. — Наш господин Леон Абазгский шлет вам свои дары, прося прощения за их скудность.

Не давая опомниться Парсбит и Барджилю, Дадын отступил и жестом приказал внести подарки. Первым вошел Ахра с золотим подносом, на котором сверкала груда драгоценных камней; за ним шли воины: в руках каждого были огромные, великолепно отделанные турьи рога, полные золотых монет и жемчуга, затем внесла золотые чаши, узкогорлые серебряные кувшины, меха с знаменитым абазгским медом. По тому, как Барджиль и Парсбит обменялись взглядами, старик понял: они удивлены богатством подарков. Этого он и добивался. Пусть не думают хазары, что Леон Абазгский правит обиженной богом страной. Барджиль и Парсбит благосклонно приняли подарки. Медленно, обдумывая каждое слово, Дадын снова заговорил:

— Велико и могуче хазарское царство, славно победами его блистательное войско, а перед сокровищами дворца носителя божественной силы меркнут богатства многих царей. Но наслышаны мы, что дороже всех сокровищ — дивные цветы, что растут в прекрасных садах Солнцеликого. Мы просим божественного подарить нам один чудесный цветок из своего сада, дабы украсить им благословенную землю Абазгии.

Парсбит сделала вид, будто не поняла посла. — О каких цветах ты говоришь?

— О дочерях Солнцеликого, — поклонился Дадын.

— Нашу Чичек мы уже подарили сыну императора ромеев.

Дадын уловил в словах Парсбит намек на незначительность рода правителя Абазгии по сравнению с родом ромейского императора, но понял, что прямого отказа не получил, и это придало ему смелости.