У стен Анакопии - страница 40

Кесарь не простил. Сергию отпадения от империи. Когда ромейские легионы вместе с картлийскими воинами вытеснили из Лазики магометан, он лишил лазов самоуправления, а потом и вовсе отдал Лазику во владение Эгриси. Так и канули в лету государство Лазика и древняя династия ее царей. Сколько Леон ни всматривался в будущее, стараясь проследить дальнейший путь Абазгии, он, неизменно приходил к одному: судьба Лазики — нам урок. При очевидной угрозе нашествия агарян надо следовать заветам отца — быть в союзе с Картли и... держаться императора Льва.

Сегодня ехали не таясь, но избегали сел. Их можно было не объезжать — сами поселяне при виде вооруженных всадников оставляли жалкие жилища и уходили в глухие болотистые леса. Сразу за переправой через реку Ингури отряд наткнулся на свежее пепелище. Еще не облетела с деревьев пожухлая от жара листва; стоял трупный омрад; тяжело взлетали сытые вороны. Леон поморщился, Дадын же с усмешкой сказал:

— Это запах войны. Привыкайте.

Из зарослей ежевики и сасапарели вылезло какое-то чудище; абазги не сразу признали в нем человека. Он был в лохмотьях, космат, весь в гноящихся язвах и струпьях; вместо глаз — зияющие раны. Страшный человек полз, волоча изуверски перебитые ноги. Лошадь Леона всхрапнула, попятилась. Человек приподнялся на руках и невидяще уставился в ее сторону.

— Кто здесь?.. Ты христианин? — свистящим шепотом спросил он.

— Да, мы христиане, — ответил Леон. — Кто ты, несчастный? — Если ты христианин, избавь меня от мучений, убей!

— Без божьей воли даже волос не упадет с головы человека, — проговорил Леон, содрогаясь от ужаса и сострадания.

— А-а-ы-у!.. Моя семья погибла по воле бога — ты это хочешь сказать, христианин?

Леон наклонился над лежащим.

— Кто погубил твою семью?

— Гасан, запомни, вероотступник Гасан!.. Пусть весь его род станет добычей шакалов и воронов, как стали мои внуки. Да свершится проклятье! — Несчастный издал тяжкий стон. — Что же ты стоишь, убей меня! Ты сделаешь доброе дело.

Человек услышал фырканье и топот других лошадей. Он с трудом повернулся в их сторону.

— Неужели среди вас нет ни одного мужчины? — он заскрежетал зубами. — Трусы! Отдайте мечи женщинам выкапывать коренья. Вы недостойны носить их.

Дадын требовательно взглянул на Ахру, тот неохотно, слез с лошади.

— Как тебя зовут, за кого мы должны отомстить? — хмуро спросил он.

— Гаха мое имя, Гаха... Не дайте мое тело на растерзание зверям.

Ахра вытащил меч.

— Приготовься умереть, Гаха.

Гаха приподнялся на руках, перекрестился сам и перекрестил молодого воина.

— Благословляю твой меч... Господи, прими мою душу грешную!..

Абазги соблюли христианский обычай — похоронили несчастного страдальца в наскоро вырытой неглубокой могиле и отправились в дальнейший путь.

Откуда им было знать, что, уходя отсюда под натиском византийцев и картлийцев, арабы обещали вернуться с еще большими силами и навсегда покрыть зеленым знаменем пророка понравившуюся им землю древней Лазики. Принявшего мусульманство Гасана они оставили со специальным заданием. Арабский военачальник сказал ему: «Всю землю, которую ты очистишь от неверных к нашему возвращению, мы отдадим тебе в правление». Вот он и старался, этот вероотступник, истреблять христиан. Он не подозревал того, что является лишь слепым орудием омейядов, от которого избавляются, как только в нем отпадет нужда.

К концу пути, когда вот-вот должны были показаться стены Цихе-Годжи, из зарослей ольхи вырвался отряд всадников и помчался на абазгов. Сверкающие над головами всадников клинки красноречиво говорили об их намерениях. Нападающих было вдвое больше, чем абазгов; они разворачивались полукольцом.

Абазги взялись за тяжелые луки, привстали на стременах; приученные лошади стояли как вкопанные.

По мере того, как нападающие приближались, тетивы луков абазгских лучников оттягивались назад, и вот уже правая рука лучника с зажатой между пальцами стрелой — у самого уха, а круто изогнутый лук полон едва сдерживаемой силы. Легкий свист, и новая стрела во мгновение ока легла на левую руку, а правая уже рвет тетиву к уху. Лишь трижды абазги успели послать свои несущие смерть стрелы. Действие их было ошеломляющим — несколько всадников сразу влетело, другие еще некоторое время продолжали скакать, кто клонясь набок, кто откидываясь назад или припав к загривку лошади. А одна лошадь со стрелой в груди по самое оперение, поднялась на дыбы и грохнулась на землю, придавив собою всадника. Полукольцо распалось. Леон поднял гибкий кривой клинок — подарок Дадына, вывезенный из Хазарии; он наметил себе всадника в чалме и богатом бурнусе, скакавшего на великолепном вороном коне. Дадын попытался было удержать Леона, да где там — молодой правитель забыл об опасности. Кровь закипела в нем. Он гикнул и помчался навстречу врагу: только ветер в ушах, да в груди холодок игры со смертью. Дадын едва успел крикнуть: